Конечно, по временам и она расклеивалась. Через месяц после смерти матери, делая покупки в бакалейной лавке, она заметила на прилавке свежие летние фрукты и овощи: клубнику, черешню, молодую спаржу. Сердце сжалось от боли – мама ничего этого уже не увидит. Лето со всеми его удовольствиями пройдет без нее. И остальные времена года тоже наступят и пройдут без мамы, которая не делала ничего, только нюхала розы. К собственному удивлению, Лиза разрыдалась прямо там, в бакалейной лавке. Пришлось убежать на стоянку и прятаться в машине, пока не высохли слезы и не поутихла подступившая боль.

– Лиза, – вдруг сказал Томми, – я все знаю.

Она оцепенела:

– Не понимаю, о чем ты.

– Нет, понимаешь. Утром, когда ты была в душе, звонили из больницы, спрашивали о сроках операции.

Кровь прилила к лицу. Ей показалось, что она уже стоит на перилах моста. В эту минуту она готова была рассказать ему все. Все, о чем поведала доктор Кауфман и что было на сердце у нее самой. Пусть узнает о сканировании, которое показало пятно у нее в печени, об операции, назначенной на следующий месяц, о печальной статистике, которую она нашла в Интернете, когда он был на работе, а дети в школе. Да, конечно, рано или поздно Томми узнает все, но пока, может быть, достаточно и части? Крошечной части, такой же незначительной, какой окажется (она надеялась) пятнышко на печени.

– Ты поднимаешь шум из ничего, – холодно заявила она.

– Лиза! – Он побагровел и говорил почти сердито. – Ради всего святого! Почему ты не хочешь поделиться со мной?

– А почему ты не даешь мне справиться с этим самостоятельно? – огрызнулась она. – Тебя вполне устраивало, когда я в одиночку занималась нашей свадьбой, управлялась со всеми прелестями беременности, вставала по ночам к детям. Почему сейчас ты не предоставишь все мне?

Томми возвел глаза к небесам, поднял руки, словно обращаясь к Богу, и беспомощно уронил их.

– Я люблю тебя, – тихо, но с нажимом сказал он, глядя прямо ей в глаза. – Другого объяснения у меня нет. Я люблю тебя.

– Я отлично знаю, что это значит. – Надо говорить жестко.

Если хоть на миг ослабить защиту – она разревется.

– Это значит, что ты любишь энергичную блондинку, мать твоих детей, которая играет в теннис и смешивает коктейли для сотни гостей. Ты ее любишь, а не проклятую раковую больную.

Это должно заставить его замолчать. Так и есть. Выходит, все правда. И кто может его обвинить? Такой она и сама себя не любит.

Но Томми заговорил снова. Как киночудовище, которого ничем не остановить. Таких она видала в «ужастиках», к которым пристрастилась в последнее время. Особенно когда бывала сыта по горло медицинскими сайтами и бразильскими сериалами.

– Позволь мне помочь тебе, Лиза.

– Хорошо. Желаешь помочь? Тогда вот что: наш следующий «ужин мамаш» я хочу устроить здесь, у нас. С блюдами по моим любимым рецептам, на нашей лучшей посуде. Чтобы дым столбом! Твоя задача – сделать кое-какие покупки и взять на себя детей, пока я буду возиться на кухне.

Он медленно кивнул:

– Конечно. Я все сделаю.

– А в назначенный день куда-нибудь уведешь детей, чтобы не мешать нам.

– Да, конечно.

Он кивал, соглашаясь, но как-то нетерпеливо, словно хотел сказать: это все ерунда, где настоящее?

– И вот еще: то, что, как тебе кажется, ты знаешь обо мне и о так называемой проблеме с моим здоровьем… Ты ни словом не обмолвишься об этом. Никому. Даже Анне, Дейдре или Джульетте. Понял?

По глазам видно – это ему совсем не нравится. Но после короткой паузы Томми снова едва заметно кивнул. Механически, будто робот.

Во главе с Дейзи к ним неслись дети. Как гроза: сначала только видишь очаровательную картинку без звука, а уж потом слышишь пугающие раскаты грома. Лиза отстранилась от мужа и на миг почувствовала облегчение: добилась-таки передышки. Пусть и временной.

Стол получился изумительный. Красивее она в жизни не накрывала. Лиза достала и развернула тщательно упакованную в папиросную бумагу белоснежную, туго накрахмаленную льняную скатерть с широкими кружевами по краям. Если запачкается, просто-напросто выбросит ее. Или пожертвует ветеранам Вьетнама. Причем не ради налоговой скидки: все равно теперь заполнение налоговых деклараций – забота Томми, как, впрочем, и все остальное, а значит, по всем правилам сделано не будет. Скорей всего, Томми даже не станет разбирать квитанции, просто вывалит всю кучу перед каким-нибудь несчастным бухгалтером. Или еще хуже – выбросит их все, а цифры возьмет с потолка. С него станется. Поэтому будущая судьба скатерти совершенно не имеет значения, основная задача этого куска льна – отлично выглядеть сегодня вечером.

Во всем остальном также отменены все запреты. Из дальних закутков извлечены лиможский фарфор матери Томми и серебро его бабушки; резные хрустальные бокалы, которые им подарили на свадьбу и которые она берегла все эти годы; ирландские льняные салфетки и витые подсвечники чистого серебра. В самом модном цветочном магазине Хоумвуда, где цены в три раза выше, чем везде, куплены прекрасные тюльпаны величиной с авокадо, и цвет ее любимый – нежно-розовый, как ротик ребенка.

И разумеется, угощение: самые изысканные блюда, рецепты которых она хранила как зеницу ока; все, что последние годы готовила на званые обеды и праздничные вечеринки. И не только то, что приводило в восторг гостей, но и то, что сама обожала: жареные грибы, фаршированные крабовым мясом и чесночным маслом; салат «Цезарь» с особой заправкой (чтобы добиться идеального чесночного аромата, нужно убить весь день); соус из сыра горгонзола и воздушное, как облако, картофельное пюре; яблочно-вишневый пирог и домашнее карамельное мороженое. Кто знает, вдруг для нее это последняя возможность отведать любимые кушанья.

Можно было бы включить эти рецепты в книгу. Мысль о книге иногда еще мелькала, но все реже и реже. Не будет теперь никакой книги.

На то время, что она готовила, Томми и дети были изгнаны из дома. Он ушел с радостью – счастлив был снова видеть ее оживленной. Она сказала, что устраивает традиционный «ужин мамаш», а больше он ни о чем и не спрашивал. Не спрашивал, например, о вещах, рассортированных на три кучи (посуда, белье, украшения, одежда и даже ее секретные рецепты), которые лежали в гостиной в ожидании переезда на новое место жительства.

Правда, они лежали в самом дальнем углу, за столом и стулом. План был таков: не совать вещи подругам сразу, как только они переступят порог дома, а исподволь подготовить их к вручению. Раздача подарков, как представлялось Лизе, должна стать кульминацией вечера, она собиралась тщательно организовать подход к этому событию. Подарки – а затем ее новость.

По своему обыкновению, Лиза заранее составила список и последовательность дел, чтобы чего-нибудь не упустить и чтобы все блюда поспевали к нужному сроку. Она была еще в домашних штанах и занималась пунктом № 27 (из сорока пяти, включенных в приготовление деликатесов) – очисткой юконского золотистого картофеля, – когда в дверь позвонили. Кто бы это мог быть? Она никого не ждет, до назначенного времени оставался целый час.