* * *

Андре де Понбриан почувствовал, как у него холодеют ноги. Затаившись за деревом, он вздохнул с облегчением, узнав в человеке, вышедшем из тумана, Франсуа д'Орбэ. «Почти вовремя», — подумал он и стал наблюдать, как тот переходит по деревянному мостику через ручей, протекавший мимо надгробий: он пристально следил за каждым настороженным движением своего бывшего ученика. Заметив, как д'Орбэ нахмурил брови, стараясь узнать условленное дерево, он улыбнулся и скользнул следом за гостем.

Франсуа д'Орбэ остановился, приглядываясь к плакучей иве, затем нагнулся, пытаясь разобрать надпись на надгробии, и, услышав за спиной голос, обернулся.

— Это гробница Джона Донна.[40] Мне нравятся его стихи, и я с удовольствием иногда прихожу сюда, несмотря на ранний час и не самую подходящую погоду…

Тот же выговор, та же интонация, немного распевная. Д'Орбэ шагнул вперед и крепко сжал де Понбриана в объятиях.

— Дай хоть поглядеть на тебя, — сказал Андре, пятясь, но не снимая рук с плеч Франсуа. — Глаза у тебя все такие же детские. Правда, кое-где уже прорезались морщинки, а во взгляде появился незнакомый холодный блеск.

От волнения д'Орбэ какое-то время не мог проронить ни слова. «Как же ты постарел», — подумал он, разглядывал седые волосы, почти прозрачную кожу, заостренные черты. Голубые глаза, казавшиеся огромными на изнуренном лице, уже не горели прежним огнем, будто в большом, но изможденном теле сохранились лишь остатки сил, готовых, однако, к последнему бою за жизнь.

Андре де Понбриан первым нарушил молчание:

— Пойдем, Франсуа, пройдемся. Передвигаться мне трудновато, но стоять столбом я не люблю.

Чуть погодя, увидев, что д'Орбэ заметил гримасу боли, искажавшую его лицо всякий раз, когда он ступал на правую ногу, Андре де Понбриан мрачно добавил:

— Теперь, как видишь, так и хожу.

Они немного прошлись вдоль ручья, и д'Орбэ показалось, что он идет бок о бок с тенью. Только по тяжелому, свистящему дыханию старика он понимал, что рядом с ним ковылял живой человек.

— Помнишь, Франсуа, строки Джона Донна: «Кровь и боль, пот и слезы — вот и все, чем земля обладает…»? Иногда, признаться, я думаю — это про меня.

Андре де Понбриан остановился, повернувшись лицом к сумрачной, почти невидимой громаде аббатства. Взгляд его голубых глаз, казалось, пронизывал насквозь туманную завесу.

— Пятнадцать лет, Франсуа, я живу как крыса. Целых пятнадцать лет я не видел семью, не обнимал ни жену, ни детей. Пятнадцать лет я прозябаю, точно какой-нибудь монах-отшельник, боясь накликать беду на головы моих собратьев. Пятнадцать лет укоряю себя в том, что чуть не погубил наше дело, сам спасся, а утраченное так и не вернул.

Когда он снова взглянул на Франсуа, тот заметил в его глазах лихорадочный блеск.

— Странная штука, правда? Я спас свою жизнь, а живу как мертвец, во мраке, никому не нужный. Пробавляюсь тем, что изредка обучаю детишек, как тебя когда-то, зная, что никогда больше их не увижу… И все ради того лишь, чтобы наши планы рушились один за другим, — сокрушенно проговорил он, — как оно случилось в очередной раз здесь, в Англии!

— Обстоятельства пока не самые благоприятные, — сухо отрезал Франсуа. — Да и люди оказались слабы духом, каждый сам по себе, а честолюбия хоть отбавляй.

Андре де Понбриан устало махнул рукой:

— Только мне не рассказывай! Уж я-то знаю правду — зачем ее скрывать? Наши думали: довольно убить короля, чтобы сокрушить твердыню тирании, изменить порядок вещей и судьбу страны. Вот только гибель короля Англии ни к чему не привела, потому что остались его сын и сторонники; хуже того, после его смерти они воспряли силой и духом и подавили разгоревшуюся революцию. Знаешь, почему они в конце концов одержали верх, а попытка покончить с деспотизмом провалилась, и почему на английский престол взошел новый король? Потому что революция не сумела доказать чистоту своих помыслов! Единственное, что она показала всем, так это отвратительную кровь обезглавленного человека. Какое заблуждение — надеяться, что, убив короля, можно забыть об истинных причинах, побудивших покончить с монархией… О, я понимаю нетерпение тех, кто так поступил: очень нелегко следовать истине, не смея ее никому открыть. И будущее обещает быть не менее трагическим: может, пройдут века… да-да, не стоит обольщаться… прежде чем мы наконец поймем: не видать нам победы до тех пор, пока не найдется ключ к разгадке Тайны. Уж я-то хорошо это знаю, потому что заплатил слишком высокую цену за веру в окончательный успех нашего дела, и если пока еще живу, то, может, только…

Д'Орбэ смущенно положил ладонь на руку старика, когда его голос вдруг замер.

— Ну да будет об этом, — вздохнул де Понбриан. — Скажи лучше, зачем пожаловал. Для тебя сейчас совсем не безопасно разъезжать между Парижем и Лондоном. Кроме того, ты можешь навести кого-нибудь на мой след и выдашь не только меня, но и остальных. Впрочем, хотя это торговое общество мне не по душе, сейчас оно как раз кстати, и пренебрегать им не стоит, тем более что под его прикрытием братья могут путешествовать без опаски. Но отчего такая срочность, причем вопреки элементарным правилам безопасности, на тебя это никак не похоже? — закончил он более спокойным тоном, хотя и с явным недоумением.

Они стояли друг перед другом — старик был почти на полголовы выше д'Орбэ.

— Зачем ты пожаловал, Франсуа, спустя десять лет, зачем тебе вдруг понадобился старик Чарлз Сент-Джон, почтенный негоциант, наживший богатство на торговле с Индией?

Д'Орбэ молчал.

— Чтобы поговорить о воспоминаниях, горьких и давних, учитель, — наконец мягко начал он.

И, глубоко вздохнув, продолжил:

— Я приехал не к Сент-Джону, учитель, а к Андре де Понбриану за советом…

* * *

Старик напрягся, словно внутри него вспыхнул огонь.

— Оставьте его в покое!

Андре де Понбриан спокойно выслушал обстоятельный рассказ Франсуа д'Орбэ о сложившемся положении вещей. Слушая, старик обдумывал сильные и слабые стороны нынешней ситуации, стараясь угадать чувства собеседника и не выдать свои собственные. Однако, услышав о том, какую роль во всей этой истории сыграл его сын, де Понбриан преобразился — от его спокойствия не осталось и следа. Он схватил д'Орбэ за лацканы плаща.

— Оставьте его в покое, слышишь! Я хочу с ним повидаться, привези его, и я попробую его отговорить. Достану я вам этот код. К тому же только я один могу его узнать и быстро расшифровать. Я хочу видеть сына! — твердил он, перейдя на крик.

Д'Орбэ показал знаком, что их могут услышать. Понбриан кивнул, но плащ его из рук так и не выпустил.