Майлз кивнул. Ганке сел на стул и облегченно вздохнул. Он явно гордился другом.

Майлз рассказал Ганке всю историю до конца: о том, что Уорден сказал, о том, как он затуманил его разум, о гигантской кошке с девятью хвостами, о том, как Уорден пытался натравить на него Чемберленов, будто каких-то зомби.

– Но когда все закончилось, они просто ушли. Все будто проснулись. Словно они ходили во сне, а потом внезапно решили пойти домой. Выглядело жутко, – Майлз слегка покачал головой. – Но что действительно меня смутило и до сих пор настораживает – это то, что они ничего не сказали. Они даже не задались вопросом, как или почему оказались в этом полуразрушенном доме рядом с тюрьмой. Они просто как будто вышли из-под гипноза, в котором Уорден их держал, и ушли. Что если… что если это был не совсем гипноз? Я хочу сказать: что если они знали, где были? Они не удивились произошедшему, значит, они не были под его полным контролем, верно? Может, он их частично загипнотизировал, а частично… не знаю, они сами этого хотели.

– Или просто заклятие снялось не до конца. Может, нужно время, чтобы они окончательно от него избавились, и завтра они проснутся нормальными людьми, не помня ничего из произошедшего? – предположил Ганке.

– Хм-м, может быть, – Майлз на секунду задумался, затем сказал: – Все равно это странно, чувак.

– Это точно, – согласился Ганке и, морщась, посмотрел на раны Майлза. – Эй, кстати, – продолжил он и отодвинул кресло, – игровая приставка свалилась с него, – чтобы подойти к столу. – Пока ты там был занят всем этим, – Ганке указал на раны Майлза, – я играл в видеоигры, чтобы отвлечься от мысли, что тебя там могут убить. В общем, я тут развлекался, разбивая кирпичи и бегая по канализационным трубам, – ух… кстати, прямо как ты, чувак! Короче, я играл, как вдруг кто-то постучал в дверь. Я перепугался до смерти, чувак. Я в прямом смысле чуть из окна не выпрыгнул, которое, между прочим, ты оставил открытым.

– И кто это был? – Майлз ощупывал лицо на предмет синяков и ссадин.

– Алисия.

Майлз опустил руки и повернулся к Ганке, в его глазах заплясали искорки.

– Она попросила передать тебе это, – сказал Ганке, протянув лист бумаги.

Майлз чуть не расшибся, бросившись через комнату к Ганке и споткнувшись о приставку. Все тело болело, но ему было плевать. Он выхватил листок и развернул его, в нос ударил призрачный запах сандалового дерева.

ДА, ЭТО САНДАЛ. И…

Майлз играл с Ганке в видеоигры весь оставшийся день, хотя не делал этого всю неделю. А в перерывах Майлз перечитывал стихотворение и нюхал листок, как сумасшедший. Вечером он улегся в кровать и уснул. Проснулся лишь утром, хорошо отдохнувший. Никаких кошмаров. Никаких ночей в поту. Никакого лазания по стенам. Никаких преследующих его во сне родственников. Просто здоровый сон.

Ганке уже не спал. Он пялился в потолок, на груди у него лежал телефон. Майлз повернулся на бок.

– Эй, – позвал он. – Ты в порядке?

Ганке медленно повернул голову и едва заметно кивнул.

– Только что написал родителям.

– Серьезно? – Майлз вытер засохшую в уголке рта слюну. Это всегда признак хорошего ночного сна.

– Ага. Обоим сразу. Групповое сообщение.

«Ого», – подумал Майлз. Зная Ганке, он мог предположить дурацкую шутку или взрыв эмоций, которые тот скрывал ото всех, включая Майлза.

– Ого, – Майлз решил сказать это вслух. – И что ты написал?

Ганке ухмыльнулся, повернулся обратно и снова уставился в потолок.

– Сказал, что люблю их.

– И все? – спросил Майлз.

– Ну да, – Ганке кивнул. – И они оба написали в ответ: «Я тоже тебя люблю», – глаза Ганке заблестели. Он моргнул, вытер слезы, прежде чем они успели скатиться по щекам.

Майлз сел, тело все еще болело. У него зачесалось бедро, он потянулся, чтобы почесать, и понял, что это просто письмо Алисии прилипло к ноге. Майлз развернул его уже, наверное, раз в двадцатый и поднес к глазам. Он понимал, что Ганке нужно было развеселить. Тот всегда легко мог найти повод подразнить друга. И теперь Майлз решил дать ему новую возможность.

– А я люблю тебя, Алисия, – сказал Майлз писклявым голоском. – Очень-очень сильно. – Он принялся целовать листок, чмок, чмок, чмок, а затем воскликнул: – Я пролил сальсу! Ганке, я пролил ее! Я пролил сальсу! Ура!

Ганке улыбнулся, и для Майлза этого было достаточно.

Направляясь на урок мисс Блауфусс, Майлз увидел перед кабинетом Алисию в компании Уинни, Дон и… Ганке. Ганке поднял глаза, увидел Майлза, и его лицо тут же расплылось в фирменной улыбке. Ганке ехидно помахал ему, а Майлз попытался при помощи телепатии показать лучшему другу средний палец. Приближаясь к компании, Майлз несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.

«Как дела»? – сказал он про себя.

«Нет. Эй. Привет», – подумал он, но все не то. Он уже был совсем рядом.

Что нового? Нет. Это слишком. Хотя она из Гарлема, так что… может быть.

И вот он уже стоял перед ними. Прямо рядом с ней.

– Привет, – пробормотал Майлз.

– Как дела, Майлз? – первой спросила Уинни, а затем отправилась в класс вместе с Дон.

– Здравствуй, Майлз, – сказал Ганке, поиграл бровями и засмеялся. Заметив выражение лица Майлза, он показал ему большой палец и ушел прочь лунной походкой.

– Что нового? – спросила Алисия, ее губы дрогнули.

– Я… э-э-э… получил твое письмо. Твое стихотворение, – в животе у него заурчало, будто он проглотил автомобильный двигатель.

– А я получила твое, – ответила она. Ее голос звучал тепло, уверенно, хотя Майлз слышал легкую дрожь. – Очень мило.

– И твое. То есть оно было…

– Откуда ты узнал, что это сандаловое дерево? – вдруг спросила она, улыбнувшись.

Прежде чем он успел ответить, мисс Блауфусс высунула голову за дверь.

– Звонок уже вот-вот прозвенит, вы идете?

– А у нас есть выбор? – едко спросила Алисия.

– У вас всегда есть выбор, – мисс Блауфусс подмигнула.

После занятия мисс Блауфусс, когда Майлз шел в столовую на ланч, он увидел мистера Чемберлена в коридоре. Майлз знал, что мистер Чемберлен, скорее всего, будет в школе. Почему бы ему там не быть? Но Майлз не знал, будет ли учитель теперь, после смерти Уордена, вести себя по-другому. Перестанет ли так несправедливо относиться к нему. Голову отрезаешь, чтобы ноги перестали ходить. Теперь Майлз понимал всю суть этой фразы, особенно после того, как сам испытал на себе игры Уордена с разумом. Майлз решил, что лучшим способом понять это будет посмотреть, сработает ли в присутствии Чемберлена паучье чутье. Он подошел к нему сзади, но ничего не почувствовал. Паучье чутье молчало. Тогда он решил попробовать по-другому – заговорить.