Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Совершенно верно, – кивнул Дин.
– В таком случае я уполномочен повторить это предложение, но уже более конкретно: мы приглашаем вас с гастролями в нашу страну уже этой осенью. Как вы на это смотрите?
Несмотря на то что предложение было неожиданным, Дин ответил практически сразу:
– Я согласен.
По тому, как засветились от радости глаза атташе, Дин понял, что именно такого ответа от него и ждали. Однако уже через секунду глаза хозяина кабинета перестали лучиться, и он сказал:
– Не торопитесь с ответом, мистер Рид. Дело в том, что мы предлагаем вам не короткие гастроли, а длительные – с посещением сразу нескольких наших республик. А это значит, что вы пробудете у нас гораздо дольше.
– Сколько? – напрямик спросил Дин.
– Месяца два-три.
Дин на секунду задумался, после чего спросил:
– В таком случае мое согласие целиком зависит от вашего ответа по поводу моей жены: я могу взять ее с собой?
– Безусловно, – твердым тоном произнес атташе. – Более того, мы гарантируем, что вам будут созданы самые благоприятные условия. Ведь ваша супруга, кажется, ждет ребенка?
– Вы и про это знаете? – удивился Дин.
– Наивный вопрос, мистер Рид: вы же публичный человек, – рассмеялся атташе. – Значит, мы договорились? Тогда готовьтесь к отъезду: гастроли планируются на начало октября. Сначала в Москве, потом по республикам и завершение гастролей – снова в Москве. Вас устраивает такой график?
– Вполне.
– В таком случае ждите моего звонка с уточнением всех остальных деталей, – сказал атташе и первым поднялся со своего места, тем самым показывая, что разговор окончен.
После крепкого рукопожатия хозяин кабинета проводил Дина до дверей, но, прежде чем гость удалился, обратился к нему с просьбой:
– Поскольку ваше пребывание здесь, мистер Рид, сопряжено с определенными трудностями, мы бы советовали вам никому пока не сообщать о нашем разговоре. Это в ваших же интересах.
– Просьба понятная, но не думаю, что мое появление у вас останется незамеченным со стороны определенных людей, – ответил Дин.
– За вами следят? – насторожился атташе.
– С самого первого дня моего пребывания здесь.
– Ну и бог с ними, – улыбнулся хозяин кабинета. – Они зафиксируют факт вашего приезда сюда, и не более. А про гастроли вы пока никому не говорите. Разумеется, это не относится к вашей супруге.
Когда спустя час Дин вернулся домой и сообщил об этом разговоре Патрисии, та не на шутку разволновалась.
– Господи, ты опять, Дин, лезешь на рожон, – запричитала она. – Мы только стали обживаться на новом месте, ты стал работать. И что – теперь все полетит к черту?
– Почему полетит? – спросил Дин.
– Не строй из себя дурака, Дин! Потому что поездка в коммунистическую страну здесь никому не понравится.
– Если не понравится, то нам ничего не стоит уехать и отсюда.
– Как уехать, куда? – схватилась за голову Патрисия. – Уж не в Москву ли ты собираешься переезжать?
– А хоть бы и в Москву, – сказав это, Дин засмеялся. – Это, конечно, не Мадрид или Буйнос-Айрес, но там во всяком случае нас оставят в покое. И ребенка ты сможешь родить в приличных условиях.
– Я и здесь его могла бы прекрасно родить, если бы ты вел себя нормально. Ты что, не мог затеять эти гастроли после моих родов?
– Не мог, поскольку время их проведения определял не я. И вообще ты зря волнуешься: эта поездка – прекрасная возможность для нас увидеть незнакомую страну. Ты же сама говорила мне как-то, что мечтаешь побывать в Советском Союзе.
– Я уже передумала, – резко ответила Патрисия. – Местные газеты пишут, что там не на что смотреть: кругом одна серость и уныние.
– Опять ты за старое, – теперь уже настало время Дина хвататься за голову. – Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не верила всяким небылицам, которые появляются в газетах. Это типичная пропаганда.
– А твои коммунистические газеты – это не пропаганда?
– Вот потому я и хочу, чтобы ты поехала со мной и сама убедилась в том, где правда, а где ложь. Так что ответь мне начистоту: ты едешь или нет?
– Еду, – практически без всякой паузы ответила Патрисия, после чего добавила: – Я же не настолько глупая, чтобы отпускать тебя одного на целых два, а то и три месяца.
Те два месяца, оставшиеся до гастролей в Советском Союзе, Дин провел в нервном возбуждении. Отныне все его мысли были подчинены именно этому событию, а все остальное отступило на второй план. Чуть ли не каждый день после работы он садился за письменный стол и выписывал на листок бумаги песни, которые могли бы прозвучать в его будущем турне. На первый взгляд работа казалась несложной, но это только на первый – на самом деле на тот момент в творческом багаже Дина значилось более сотни самых разных песен в различных стилях, но в Советском Союзе он мог исполнять не все из них. Например, во время их следующей встречи с советским атташе по культуре последний попросил Дина исключить из репертуара песни в стиле рок-н-ролл. Дин в ответ очень удивился такой просьбе.
– Но эти песни очень популярны во всем мире, – заметил он собеседнику.
– А я разве с этим спорю? – засмеялся атташе. – Мне и самому они очень нравятся, особенно Элвис Пресли и «Битлз».
Сказав это, атташе даже достал с полки один из дисков и торжественно сообщил:
– Вот мне прислали альбом «битлов» под названием «Револьвер». Он буквально на днях вышел (диск появился в Англии 8 августа. – Ф. Р.), а я его уже затер чуть ли не до дыр. Однако наши минкультовские чиновники считают эти песни буржуазной пропагандой и не хотят, чтобы они звучали на московской эстраде. Но мы с вами можем поступить хитро. Во время ваших гастролей в Москве вы эти песни не пойте, а во время концертов в республиках это табу можно снять. К тому же, как я заметил, в вашем репертуаре подобных песен не так уж и много.
Это было правдой: в последние годы Дин сократил число композиций в стиле рок-н-ролл в своем репертуаре, заменив их более серьезными песнями. Именно их он и включил в свой репертуарный список, подготовленный для гастролей в СССР. Среди этих песен значились: «Война продолжается» (песня посвящалась сражающемуся Вьетнаму), «Моя еврейская мама», «Мы победим!», «Хава нагила» и др. Особое место в репертуаре Дина занимала песня, которую он написал совсем недавно, – «Песня будущему сыну». Но она тоже относилась к серьезным произведениям, в ней речь шла о борьбе за мир. В ее припеве были такие строчки: «Хочу, чтоб узнал ты, как войны страшны, как матери плачут, когда погибают сыны…»
Когда атташе увидел название этой песни в репертуарном списке, он улыбнулся и сказал:
– Как и всякий мужчина, вы мечтаете о сыне. Я, кстати, тоже мечтал, а у меня родилась девочка. И знаете, что произошло: я люблю ее так сильно, что жена меня даже ревнует. Кто знает, может быть, и вас ждет нечто подобное.