Охрана разделилась. Большая часть телохранителей выстроилась полукольцом у подножия возвышения, надежно отделив его от прихожан. Наместник, не глядя по сторонам, прошествовал дальше. Он был наряжен в свободное, похожее на мантию, одеяние из неизменной бумажной ткани, и шуршал как оживший ворох копирки. До чего скаредность святых бессребреников доводит.

Катрин с группой приближенных последовала за Наместником. Темное помещение после блеска моря огней казалось пещерой. Первосвященник коротко распоряжался. Кто-то ухватил Катрин за руку — Гиата. Капюшон плаща скрывал лицо, и в полутьме Катрин узнала будущую королеву исключительно по лихорадочному блеску очей.

Пришлось подниматься по ступеням, следуя за уверенной спиной Наместника. Поборник веры на миг остановился. На узкой лестнице они остались лишь втроем.

— Я хочу, чтобы вы видели. И внемлите! Перед взором Светлого нет ни слабых девушек, ни глупых женских причуд. Служение и верность. Запомни это хорошенько, Гиата. Твоим колебаниям должен прийти конец. Мисс Катрин, мне не по душе ваш скепсис. Полагаю, мы еще обсудим это. А сейчас я должен говорить с народом.

Он круто развернулся, вздернул подбородок, расправил плечи и зашагал вверх. Девушки двинулись следом. Несколько десятков ступеней, и, повинуясь властному жесту, они остановились. Наместник сделал еще несколько шагов и оказался на кафедре. Вблизи она оказалась довольно широкой. Ударил гонг…

У Катрин слезились глаза от блеска огней. Толпа внизу казалась скопищем слепых и безглазых лиц. Храм был полон наполовину, но сверху тысячное скопление людей виделось громадной толпой.

Наместник шагнул вперед и простер руки. Снова ударил гонг. Прихожане ответили кратким слаженным воплем.

Катрин стало страшно. Толпа совершенно не походила на кучку согнанных насильно обывателей. Внизу ворочался зверь. Катрин чувствовала, как он готовится, подбирает лапы, собирается прыгнуть… Все равно на кого. Наместник не ошибался — эта тысяча может перевернуть мир. Шпионка предпочла бы увидеть физиономии боязливо любопытствующих пекарей, плотников, нищих, солдат, их жен и подруг. Но внизу не было людей. Удар гонга, жест вождя — и в один миг все изменилось. Плотная, сбитая воедино, уверенная в своей привилегии на правду биомасса.

Первосвященник был прав — критический уровень перейден. Неважно, какие силы будут противостоять пришествию Светлого. У нового божества имелся зверь. Такого непобедимого многоголового чудовища ни дневной, ни ночной мир королевства Ворона еще не видели. Чудовища, готового пожирать все новые и новые души, готового расти бесконечно.

В третий раз ударил гонг, и наступила тишина.

Катрин слышала, как набрал воздуха в легкие Наместник:

— Братья мои! Близится светлый день. Мы готовы, готов наш город. И иные города и замки, деревни и фермы. Готовы! Ждут наши поля и леса. Мы все предчувствуем благоуханное дыхание Его…

Катрин затошнило. Захотелось обо что-нибудь опереться. Она почти дословно знала все, что скажет вождь. Старый мир и без помощи книг и телевидения дотянулся, вонзил зубы в беззащитную плоть просторной страны.

Теперь начнется гангрена…

Девушка сглотнула. Еще сблевать здесь не хватало. Интересно, тогда повесят или, к примеру, сожгут? Нужно же когда-то начинать красочные аутодафе. Правда, снизу еретичку сейчас незаметно.

Надо вырезать. Ее — эту гангрену. И его — свихнувшегося благодетеля. Нет, что толку, зараза уже расползлась. Больше тысячи чумных организмов внизу. А сколько уже ушли бродить-проповедовать по деревням, замкам и городам?

Все равно, главный гнойник, вот он стоит наверху.

Поздно.

Ну, ждать теперь будешь? Или сразу в привычный мир смоешься? К уже цивилизованным формам расизма, нефтяным и финансовым кризисам, глянцевым журналам? К вот такому же неприкрытому пафосному вранью?

Катрин вытерла взмокшее лицо. Светильников вокруг было столько, что впору о сауне вспомнить и раздеться. Так сказать, в религиозном экстазе. Рукав, шурша, впитал влагу со лба. Вот чем материал незаменим, — морду утирать. С другой стороны, в пожарном отношении…

Ну-ка…

Катрин покосилась на Гиату. Девчонка не двигалась. То ли в транс впала, впитывая откровения пророка-властителя, то ли просто дремлет. С этаким наставником недосып обеспечен.

Светильников вокруг много. Чересчур много. Каменные плошки с маслом и фитилями стоят на парапете лестницы, прямо на ступенях и плитах пола, у ограждения кафедры. И ни одного огнетушителя. Опрометчиво.

Жестоко? Нечестно? Весьма. Особенно если поймают. Ой, что тогда с тобой сотворят!

Примерно то же, что и с этим миром. Давай, решайся.

Спокойно, уже не институтка. Просчитай. Снизу тебя не видно. С лестницы тоже. Гиата. Поймет? Нет, с выдержкой у нее, похоже, не очень. Если сразу заорет, придется ее того… Печально. Пусть лучше ничего не видит.

Впрочем, ты и сама не собиралась жить вечно.

Носком сапога подтянуть ближе плошку светильника особого труда не составило. Чаша была увесистая, формы вполне подходящей, диаметром в две хоккейные шайбы. Главное, собственный подол в огонек не сунуть. Огнестойкой пропитки в этой чудненькой ткани наверняка нет…

А если не получится?

Дурой будешь.

— Я говорил, день Истины приходит? Нет, он пришел! Этот день — сегодня! Нас ждет тяжкий труд, братья… — громыхал голос первосвященника.

Катрин коротким пинком отправила чашку светильника вперед. «Шайба» с шелестом уехала под кафедру. Огонек весело развевался. Кажется, это так и называется — очищающий огонь?

Шпионка метнула взгляд направо. Пальцы уже сжимали рукоять ножа в рукаве. Гиата стояла, как статуя. Совсем ослепла, что ли?

Ничего не происходило. Гремел уверенный голос с кафедры, внимала толпа…

…Катрин увидела, как вспыхнуло, побежало вверх пламя. Легкое, веселое. Пыхнуло снопом…

Голос еще вдохновенно вещал, когда внизу, в толпе, завизжала женщина.

Фигура на кафедре в сияющем ореоле пламени взмахнула руками и завопила. И этот вопль утонул во всеобщем вое ужаса…

Вопли ужаса слились в одно вязкое оглушающее жужжание, и Катрин показалось, что внизу улей. На кафедре в дымном тумане безмолвно плавала, широко взмахивая руками-крыльями, фигура Наместника. Теперь фигура не была темной, белое пламя билось вокруг человека сияющей аурой…

«Зачем я это сделала? Можно было просто убить», — в ступоре подумала Катрин.

…Наместник кружился в шаманском танце, пламя взвилось выше. Снизу донесся панический вопль:

— Дарки на крыше!

По ступеням застучали сапоги охраны. Гиата начала обморочно оседать на пол…

Катрин опомнилась.