Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Задержка в пути и неполучение ответа от Верещагина, видимо, опечалили «его величество». Король послал гонца со вторым письмом, на которое Верещагин с помощью ламы, под неудержимый смех Елизаветы Кондратьевны, сочинил весьма витиеватый ответ, а в подарок королю приложил к письму испорченный бинокль и перочинный ножик. Гонец с ответом ускакал обратно, за ним со всем своим скарбом не спеша двигался Верещагин. Путь предстоял еще немалый, однако не утомительный. Бамбуковые рощи, пересекаемые горячими источниками, девственные джунгли и в них стада обезьян, прыгающих по ветвям плодовых деревьев, — всё это было настолько интересно, что не хотелось спешить на прием к королю Сиккима.
На одном из ночлегов в селении по дороге, ведущей в Томлонг, Верещагин познакомился с мелким чиновником — сборщиком податей — и узнал от него, во что обходится здешним индийцам существование сиккимского «короля». Англичане платят ему всего лишь тысячу фунтов стерлингов в год. Но кроме этого каждое верноподданное семейство обязано ежегодно доставлять королю натурой: пять коробов риса, одного быка, одну корову, одну свинью и кое-что из ручных художественных изделий… Томлонг — столица короля Сиккима — оказался деревушкой из двадцати пяти домов. Дворец короля не был сказочным и не вызвал восхищения русского путешественника. С позолоченным шпилем на куполе, дворец напоминал обыкновенный буддийский храм. Верещагин даже заподозрил, что это и есть храм, временно превращенный во дворец для приема иноземца и его супруги. Как в сказке, русский бородач богатырь раскинул палатку-шатер перед дворцом короля и стал ждать приема.
Между тем во дворце шли приготовления к встрече короля с художником. Из окрестных селений подходили толпы народа и становились рядами, оставляя свободный проход для парадного шествия от верещагинской палатки в королевские покои. Наконец первый министр Сиккима, по имени Шангзеду, позвал к королю чету Верещагиных. Шесть солдат, как шесть изваяний, стояли навытяжку у входа во дворец с обнаженными длинными ножами. Ведя под руку Елизавету Кондратьевну, Верещагин вошел в первую комнату, заставленную изображениями богов, сидевших на священных лотосах. В следующей комнате сам король занимал место на возвышении, подобрав под себя ноги. Трона король, вероятно, не имел, а возвышение, покрытое шелковыми тряпками, было, как приметил Василий Васильевич, сооружено из пустых фанерных ящиков с английскими клеймами и этикетками. Но король есть король, значит, нужно отвесить поклон и ждать, что король соизволит изречь. Лицо пятнадцатилетнего короля, наделенного англичанами почетной должностью, было глуповато, такой король, видимо, и нужен был британскому резиденту, издалека контролировавшему его «независимую» королевскую деятельность.
Не ответив на поклон Верещагина, король сделал слугам знак рукой, те принесли стол и водрузили его между владыкой и гостями. Стол был так низок, что супругам Верещагиным пришлось сесть прямо на ковер и ждать в таких неудобных позах угощения и беседы. К удивлению путешественников, угощение оказалось не очень обильным: крендель и сладкая вареная картошка. Короткая и не глубокомысленная беседа закончилась подношением подарков. Пятнадцать королевских слуг внесли столько же ящиков и тюков и положили к ногам Верещагина. В свою очередь Василий Васильевич подарил королю новенькое английское ружье и показал, как оно заряжается. Король и его министры долго восторгались ценным подарком. Что касается русского художника, то его не порадовали королевские подарки: в тюках и ящиках оказались тухлая говядина и позеленевшее масло.
Осмотрев подарки, Верещагин сказал первому министру Сиккима:
— Передайте мою благодарность королю за его подарки и скажите ему, что он настоящий джентльмен!
Василий Васильевич прожил несколько дней в столице Сиккима. Коллекция этюдов обогатилась новыми этнографическими зарисовками, а в опорожненных ящиках королевские подарки были заменены различными предметами из быта туземцев. Наконец Верещагин по долинам добрался обратно до Ганга, откуда на пароходе, затем по железной дороге поехал в Дели. В пути ему попал в руки номер английской газеты «Пионер», выходившей в Индии, с корреспонденцией о его путешествии по Гималаям. В газетной заметке восхвалялись талант русского художника и его энергия. Но, как ни странно, тут же корреспондентом было брошено на Верещагина подозрение в шпионаже.
— «Англичанка» гадит! — проговорил художник, вспомнив слова Стасова, сказанные при проводах в Петербурге. — Что делать? Куда пойдешь, кому скажешь?.. — Газетная вырезка была приложена к письму Владимиру Стасову. Кто-кто, а Стасов не ограничится одним сочувствием: своим громким голосом он опровергнет и эту чушь!
«…Напечатайте прилагаемую статейку, найденную мною случайно в одной здешней газете, и против последней части, т. е. подозрения меня в шпионстве, протестуйте самым энергичным образом… — писал Василий Васильевич Стасову. — Выскажитесь, что уже одна моя независимость, как человека и художника, исключает всякую возможность подобных подозрений… Меня бесит мысль о том, что всюду полицейские агенты будут сдавать меня с рук на руки…»
Пробыв некоторое время в Дели, затем в Бомбее и Калькутте, Верещагин задумал новое трудное путешествие — в Кашмир и Ладак. Но от этого замысла пришлось временно отказаться. Нужно было набраться сил и укрепить здоровье, чтобы снова пуститься в далекий, заманчивый и неизвестный путь. Но и отдыхая, Верещагин ни дня, ни часу не находился без дела. В ту пору приехал в Индию принц Уэльский. В Джейпуре английские и местные власти устроили ему пышную встречу. Укрывшись от посторонних взглядов, Верещагин