– Какие завистники?! – вопрошала приземленная Митрофанова, когда Маня ей рассказывала о трудностях жизни Артема Гудкова. – Он кто?! Михаил Прохоров? Лариса Гузеева? Кто ему завидует и почему?!

– Потому что он всегда говорит правду, – тараща глаза, сообщала Маня, лучший, самый верный и преданный друг Артема Гудкова. – Он написал о кино, что там сплошные взятки и откаты! Вот ты, например, знаешь, что ни один ведущий канал, или даже не ведущий, не возьмет актера на роль, если его нет в списках? Составляются специальные списки, и все актеры из них платят редакторам дань за то, что их берут в фильмы! То есть часть гонораров они сразу отдают за то, что их просто взяли на работу!

– Так. Это ужасно. Но ты-то тут при чем?

– Я ни при чем, но Артем про это написал, и ему больше ничего про кино не заказывают.

– Знаешь, Мань, – подумав, ответила Митрофанова, – если б он про издательское дело что-то в этом роде написал, я бы ему тоже больше никогда и ничего не заказала.

И Артем Гудков взял и написал!..

Маня приятельствовала со стареньким Гунаром Дружинским, издававшимся еще при советской власти. Детективы у него получались лихие, закрученные, и майор Бунин, главный герой, страшно нравился Мане, когда она девочкой читала Дружинского. Она была даже влюблена в этого самого майора и жутко разочаровалась, когда вышел фильм и там его играл какой-то пожилой знаменитый артист!.. Маня представляла себе майора молодым, умным, немного грустным – романтический герой всегда должен быть грустноват!

Грустноват и опечален. Опечален и раздавлен несправедливостью жизни. Раздавлен, но не сломлен.

Вот как Артем Гудков.

Гунара Дружинского после многих лет забвенья отыскала Анна Иосифовна, стала издавать, и он вдруг «пошел»! Это было почти невероятно – кто в новой стране станет читать про старую, да еще ненастоящую, идеальную, придуманную, где милиционеры храбры и честны, преступники подлы и жалки, а окружающий мир справедлив и надежно устроен: власть закона непреложна, наказание неотвратимо, добродетель вознаграждена?!

Это было почти невероятно, но... да, да, его стали читать, и хорошо читать, и вдруг вспомнили, что Гунар Оттович Дружинский был когда-то офицером МВД, и начали его приглашать на телевидение и брать интервью, и старик совершенно воспрял духом. Он написал еще несколько книг, которые были как бы продолжением старых, и в этом, по всей видимости, и крылся залог успеха – он писал о том, что хорошо знал, не врал, не придумывал идиотских придумок и не выдавал себя за знатока «новой» жизни и «нового» мира.

Маня познакомилась с ним в «Алфавите», немедленно полюбила – она вообще любила стариков и старух, – и они стали дружить. Время от времени она приезжала в гости к нему на Пироговку, где в большой неухоженной квартире он одиночествовал после смерти жена, иногда он гостил у Мани, и всегда к его приезду она добывала маковый рулет, до которого Гунар Оттович был большой охотник.

Они пили чай, обязательно пропускали по стопке коньяку, рассуждали о литературе – той, «большой советской», на которой, как на одном непотопляемом ките, покоилась и официальная идеология, и диссидентская, андеграундная, вот ведь странность! Как такое возможно? Вроде бы и Аксенов с Довлатовым – советская литература, и Федор Абрамов с Анатолием Ивановым тоже! А Эренбург, Катаев?

И те, и другие писатели, и то, и другое литература! Что вы на это скажете, а?!

Гунар рассказывал Мане о своей службе в МВД, о министре Щелокове, между прочим, с большим уважением, о «громких делах» прошлого, в которых он или принимал участие или знал их в подробностях «от своих». Маня слушала, кивала, поддакивала и во всем соглашалась, даже когда была решительно не согласна, чтобы не обидеть старика.

Она и познакомила его с Артемом.

Это было большой ошибкой, потому что Артем начал с того, что заклеймил и советскую власть, и советскую литературу, и министра Щелокова, и Аксенова с Абрамовым.

Гунар поначалу слушал с интересом, все же он был «старой закалки» и умел держать удар, а потом потерялся, скис и только время от времени растерянно поглядывал на Маню – что это, мол, такое?.. Я думал, ты порядочная, понимающая, а ты невесть с кем на короткой ноге? Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты!

В тот раз старик уехал расстроенный, и маковый рулет не спас положения, и Маня потом еще несколько раз звонила ему, оправдывалась, убеждала, что просто у Артема «такие взгляды», ничего особенного, к ним, Мане и Гунару, его взгляды не имеют никакого отношения.

Старик простил, конечно. Больше Маня их не сводила и страшно удивилась, когда выяснилось, что Артем пишет большую литературоведческую статью о творчестве писателя Гунара Дружинского! В пресс-службе «Алфавита», где Артем работал, никто не возражал, и Анна Иосифовна была довольна – Гудков блестящий журналист, и заполучить его статью, где главным героем является автор издательства, она считала большой удачей!

Артем подолгу разговаривал с Маней о Гунаре и о литературе вообще, и Маня радостно рассказывала ему, что знала. Еще бы!.. Старик был ее другом, и ей очень хотелось, что Артем написал о нем хорошо.

Артем написал... хорошо.

Статья называлась «Медведь на воеводстве. Как полковники пишут книги» и повествовала о том, что весь нынешний псевдолитературный мусор, все помои и косноязычная гадость как раз и получились оттого, что когда-то, в семидесятых годах прошлого века, такие, как Гунар Дружинский, были допущены в литературу со своими поделками, ловко замаскированными под детективы. Точнее сказать, и не со своими даже!.. Все эти майоры Бунины и Пронины, все сыщики Гуровы просто украдены авторами у настоящих детективных писателей, разумеется, иностранных, вроде Сименона и Стаута. Если бы тогда, сорок или пятьдесят лет назад, загнивающая советская идеология не сделала роковой ошибки и не разрешила бы печатать эти так называемые книги, сегодняшняя литературная вакханалия была бы не такой разрушительной для умов и сердец читателей. Если бы Гунар Дружинский и ему подобные не кропали бы своих майоров, плоских, мятых, картонных, возможно, нынешние так называемые писатели поостереглись бы вообще браться за перо или клавиатуру компьютера.

Почему-то Артем утверждал, что именно Гунар Дружинский убедил всех полуграмотных бездарей, что они... талантливы!.. И теперь от них нет спасенья. Хорошую, стоящую, умную книгу, как жемчужину, не раскопать в той огромной куче навоза, которая навалена на полках во всех книжных магазинах! Страна оказалась не готова к валу маргинальной помойной литературы, основоположником которой и стали все эти бывшие полковники, спортсмены и сидельцы, остервенело пишущие нынче книги. Не было бы Гунара, не настал бы конец света в русской литературе, как-то так.

И еще.

Гунар Дружинский был «старой закалки» и писал всегда сам, но все же «закалка» иногда подводила, должно быть, потому что была очень старой.

Он часто болел, и тогда Анна Иосифовна отряжала ему в помощники редакторшу Надежду Кузьминичну, с которой Гунар отлично ладил. Надежда Кузьминична приезжала на Пироговку, располагалась основательно: с кофейком, захваченным из дому в стеклянной баночке из-под детского питания – Гунару кофе был категорически запрещен, и все об этом знали, – с ручками, бумагами и диктофоном. Гунар рассказывал, диктофон записывал, Надежда Кузьминична делала пометки. На следующий день она являлась с «расшифровкой», распечатанным текстом из диктофона, Гунар вооружался диковинными очками с огромными, выпуклыми линзами, в которых он был похож на старую-престарую сову, читал, и все продолжалось – кофеек из банки, диктофон, пометки на листочках и одобрительные восклицания Надежды Кузьминичны.