Проведя без сна шестнадцать часов, он понял, что потерей следа судьба показывает ему свое благорасположение, дает ему шанс отдохнуть перед решающей схваткой.

Он заварил себе зеленый чай.

В буфете нашел маленький термос. Когда чай настоялся, залил его в термос.

Давно заслуженный отдых, которым он собирался насладиться в доме Бетани и Джима, ожидал его здесь, в куда более скромной резиденции вдовы Мендес.

Крайт отнес термос с чаем, кружку, тарелку с печеньем и две бумажные салфетки в большую спальню на втором этаже. Поставил на прикроватную тумбочку.

Раздевшись и аккуратно, чтобы ничего не помять, сложив одежду, он нашел в стенном шкафу вдовы два халата. Ни один не мог принадлежать ее покойному мужу.

В кармане одного, стеганого, розового, в цветочках, бесформенного, нашел скомканные, использованные вместо носового платка бумажные салфетки и упаковку смягчающих горло леденцов.

К счастью, второй, из синего шелка, очень даже ему подошел, хотя и трещал по швам.

Разобрав постель, взбив четыре большие подушки и сложив их горкой, чтобы опереться на них спиной, Крайт обнаружил в стенном шкафу корзину с грязным бельем вдовы. Похоже, она не успела его простирнуть перед отлетом в Нью-Йорк.

Из корзины Крайт выудил растягивающийся бюстгальтер без жестких чашечек, две футболки и трое трусиков. Трусики разложил на верхней подушке, той самой, на которой потом собирался спать.

Из чтива в спальне вдовы нашлись только журналы, которые Крайту не приглянулись. Он вспомнил, что видел в кабинете на первом этаже несколько полок с книгами, и спустился вниз.

Вероятно, Тереза не любила читать. В основном на полках стояли книги по популярной психологии, из серии «Помоги себе сам», справочники по медицине. Крайт на такую ерунду не разменивался.

Что его заинтересовало, так это шесть стоящих рядком книг, судя по всему, романов. Заинтриговали прежде всего названия: «Отчаяние», «Безнадежные и мертвые», «Сердечный червь», «Гниющие»...

Больше всего Крайту понравилось название «Безжалостный рак». Он снял книгу с полки.

В фамилии автора, Тони Зеро, чувствовался легкий флер нигилизма. Понятное дело, это был псевдоним, и он говорил читателю: « Ты — глупец, если выкладываешь за это деньги, но я уверен, что ты выложишь».

Иллюстрация на первой странице обложки тоже ему глянулась.

А вот когда он посмотрел на четвертую страницу, с фотографией автора, его ждал сюрприз. Тони Зеро на поверку оказалась Линдой Пейкуэтт.

Как только Тим остановил «Хонду» на пустой автостоянке торгового центра, за час до открытия магазинов, Линда позвонила в справочную, чтобы узнать номер «Сантьяго Халиско», ресторана, принадлежащего кузену Пита Санто, известному в узких кругах как Шрек.

Когда назвала имя Тима, секретарь тут же соединила ее с кабинетом Сантьяго Санто, но трубку взял Пит. Удивился, услышав ее голос, а не Тима.

— Включаю громкую связь, — сказала она.

— Подождите, я должен знать.

— Знать что?

— Что вы думаете?

— Думаю о чем?

— О нем. Что вы о нем думаете?

— А вам какое до этого дело?

— Никакого, вы правы, но очень уж хочется знать.

Тим, поймав ее взгляд, вопросительно изогнул

бровь.

— Я думаю, — сказала она Питу, — что у него красивая голова.

— Красивая? Мы не можем говорить об одном и том же песчаном псе.

—, Песчаный пес? Между прочим, а что это означает?

— Громкая связь, — нетерпеливо бросил Тим. — Включи громкую связь.

Она подчинилась и сказала Питу:

— Вы в эфире.

— Теперь я понимаю, почему от твоей семейной жизни осталось одно рыбное чучело! — фыркнул Тим.

— Может, у меня остались только рыбье чучело и застенчивая собака, но зато они меня не достают.

— Так что тебе удалось нарыть? Чем ты хочешь с нами поделиться?

— Ты помнишь кофейню «Сливки и сахар» в Лагуне?

— Первый раз слышу.

— Я ее знаю. Знала, — подала голос Линда. — Раньше частенько ходила туда. Она находилась в трех кварталах от моего дома. У них был такой уютный внутренний дворик.

— И потрясающий яблочный пирог.

— С миндалем.

— У меня просто слюнки потекли. Короче, как- то утром, полтора года тому назад, буквально перед тем, как открыться, кофейня «Сливки и сахар» сгорела дотла.

— Это был ад, — припомнила Линда.

— Пожарные эксперты полагали, что использовались горючие вещества, но не какой-нибудь бензин, а что-то особое, с трудом поддающееся химическому анализу.

— Да, теперь понял, — вставил Тим. — Никогда туда не заходил. Но вроде бы припоминаю, что проезжал мимо.

— Когда огонь погасили, на пожарище нашли четыре сильно обгоревших трупа.

— Чарли Вен-чинь, кофейня принадлежала ему, — сказала Линда. — Милейший человек, никогда не забывал ваше имя, всех постоянных посетителей принимал, как близких родственников.

— Его звали Чу Вен-чинь, — поправил ее Пит, — но он больше тридцати лет представлялся как Чарли. Эмигрировал с Тайваня. Умелый бизнесмен, хороший человек.

— С ним сгорели два сына, — добавила Линда.

— Майкл и Джозеф. Семейный бизнес. И племянница, Валери.

Хотя их окружали акры пустого асфальта, Тим постоянно оглядывал стоянку, то и дела бросал взгляд на зеркала заднего обзора.

У земли ветерок едва дул, но на высоте с большой скоростью гнал облака на восток, и их тени скользили по мостовой.

— Они все умерли в большой холодильной камере, где хранилось молоко и скоропортящиеся продукты. Позднее коронер определил, что их застрелили до пожара.

— Вот почему я не слежу за новостями, — пробурчал Тим. — Вот почему я хочу изо дня в день класть кирпич на кирпич, возводя стены, и больше ничего не знать.

— Район деловой, утром народу много, но никто выстрелов не слышал.

— Он — профессионал, — пояснил Тим. — И снаряжение у него соответствующее.

— Два человека, однако, видели, как кто-то выходил из «Сливок и сахара» за десять минут до пожара. Пересек шоссе, направляясь к мотелю, который располагался напротив кофейни, отдал ключ от номера и уехал. Останавливался он на ночь. В номере четырнадцать. Звали его Рой Каттер.

— Знакомые инициалы, — прокомментировала Линда. — Один из псевдонимов Кравета?

— У меня есть распечатка его водительского удостоверения. Адрес в Сан-Франциско. Все тот же улыбающийся говнюк.