— А каким надо?

— Выбирая вино, предпочтение следует отдавать тем, которым более трех лет. Лучшим красным винам требуется не менее восьми, чтобы созреть и достичь пика формы. Все зависит от года урожая. И сорта винограда. Разговор надо вести по каждому в отдельности. Но это разговор долгий, не на один день и даже месяц. Вот Зигмунд все это знает. Есть еще слово «Riserva», тоже встречается часто. Означает «выдержанное». Это значит, что до поступления в продажу вино было выдержано в винодельческом хозяйстве, стало лучше качеством и обладает потенциалом старения. На французских винах, кстати, встречается редко, французы чтят кодекс. Уж если написали, это должно быть подтверждено качеством вина. Если же не подтверждается, то перед тобою скорее всего фальшивка. Сейчас этим грешат, если покупаешь вино не в специализированных магазинах. Поэтому если на бутылке французского вина из никому не известной деревушки видишь слово «Riserva», осторожнее с ним. Возможна подделка. По вкусу это можно определить мгновенно. Известных же на весь мир шато пять. Винодельческие хозяйства первой категории, Premier Cry, гарантированное качество. Шато Марго, шато Лафит Ротшильд, шато Латур, шато О-Брион и шато Мутон Ротшильд. Это надо выучить. Лично я всем винам предпочитаю бордо. Лучшие винодельческие хозяйства расположены в районе Медок. Так и написано, видишь? «Medoc». Там за качество борются и отвечают за продукт. Зато американцы любят вписывать «выдержанное». Или «Special Reserve Vine». Или же «Selection». Мол, лучшее, отборное, выдержанное. Расчет на психологию потребителя.

— Вот почему вы их так не любите!

— Да, не люблю, — согласился Дмитрий Александрович. — Для них это бизнес, а для французов — искусство. Понятно, что в споре между ними проигрывает искусство. Мощная пиар-поддержка, денежные вливания, красивые этикетки, и вот вам, пожалуйста, они — короли рынка! Разбираться во всем этом утомительно, а потреблять упоительно. Нам ведь легко внушить, что делать и когда делать. И как делать. Спросом пользуется то, что особо не напрягает. Зачем думать, когда за нас уже все придумали?

— Значит, дно у бутылки, год урожая и выдержка не менее трех лет, — подвел итог он.

— Ну, в общих чертах, — вздохнул Воронов. — Одно дело, когда пьешь вино ради вина, другое, когда выбираешь его к трапезе. Бывает, что вино не нравится, слишком уж сладкое или кислое. А в сочетании с определенным блюдом, или сыром меняет вкус и становится божественным. Надо также обращать внимание на дату разлива вина по бутылкам, если хочешь насладиться только им, а не пищей, которую запиваешь. Созревание в бочках улучшает вкус и продлевает срок хранения вина. Тогда оно полное, сильного тела, пропитанное древесным духом и хорошо само по себе. А вообще, это долгий разговор. О том, что с чем употреблять. Ориентироваться надо на вкус блюда. Вина легкого тела — для легких кушаний, плотного — для тяжелых. «Травяные» к травяным, «фруктовые» к фруктовым. Белое вино пьют перед красным, молодое после старого. То, что знают все: белое сухое вино подают к рыбе, красное к мясу, сладкое к десерту. Хотя есть и другой подход: на контрасте. То есть выбирается вино того вкуса, которого нет в кушанье. К примеру, к гарниру из картофеля с грибами вино с фруктовым вкусом. Но об этом тебе Ника расскажет. За полчаса я сделал из тебя потребителя более или менее грамотного, но не сделал эстета. На это нужно время.

— А как вы к этому пришли?

— О! Это длинная история!

— Но вы обещали мне ее рассказать.

— Рассказать… — Дмитрий Александрович тяжело вздохнул. — Рассказать…

— Вы ведь не родились знатоком и любителем коллекционного вина. Или… Родители, да? Они вас приобщили?

— Нет, что ты! — грустно рассмеялся Воронов. — Родители мои были людьми обеспеченными, но, скажем прямо, не интеллигенты. Голубой крови во мне нет ни капли. Торгаши, — пожал плечами Дмитрий Александрович. — Отец — директор универмага, мать заведовала продуктовым складом в дорогом ресторане. Дом у нас был — полная чаша, но все как-то без эстетства. Золото, камни — да. Холодильник забит дефицитом. Но по-простому. Пироги, студень, водка да сервелат с икрой. Обильные застолья, много гостей. Все — люди нужные. Отец мой пил много, поэтому и я, собственно… — Он осекся.

— Вы что, пили?

— Было время — пил. И крепко пил. Ребенком я был избалованным до крайности. В институт меня тоже «поступили». — Он усмехнулся. — Хотя учился я всегда хорошо. У меня от природы отличная память, хорошо развита интуиция. Но для элитного вуза одних знаний и памяти мало. Да и я был с ленцой. Помогли. Папа хотел сделать из меня юриста. Ему очень уж нужен был адвокат, — Дмитрий Александрович улыбнулся. — На спиртное я крепко подсел еще в школе. В старших классах. В доме его было — залейся! Да и отец всегда приглашал: иди, Димка к столу, посиди с нами. Наливали. Вино отец не признавал, только водку. И пиво.

— Водка без пива — деньги на ветер!

— Вот-вот. Есть у меня друг — француз. У себя на родине большой человек, владелец сети магазинов. Так вот это была первая фраза, которую он выучил по-русски. Я его встретил в аэропорту, поселил в лучшую гостиницу, организовал экскурсию по городу. На следующий день приходит ко мне в гости и с порога говорит на ломаном русском: «Водка без пива — деньги на ветер!» Я ему изысканную трапезу готовил, с лучшими французскими винами, а он закатился ночью в ресторан, подцепил там девочку, мигом обзавелся «друганами» и наутро уже был в доску русский. А лучше сказать, в стельку. Иностранцы моментально проникаются русским духом, не они нас, а мы их в свою веру перекрещиваем. У них культ работы, у нас культ отдыха. А отдыхать всегда приятнее.

— А вы-то почему на вино перешли?

— А сколько можно пить? — сердито спросил Воронов. — Чувствую: пропадаю. Еда, машины, женщины — ничто не доставляет удовольствия, если не полито обильно водкой. В турпоездке из бара в бар. Достопримечательности не интересны. Музеи, картинные галереи… Отдых — это когда тебе не мешают пить, когда утром не надо на работу. Вот как мы понимаем отдых. Во время экскурсии в Каир чуть с ума не сошел, было такое. Не подумал, что Египет страна мусульманская, не подготовился. Только и думал, что о возвращении в отель, где все включено, в том числе и спиртное в неограниченном количестве. На Машу наорал, на экскурсовода, на водителя. Раздобыл пива, но что мне тогда было пиво? — он усмехнулся. — Правда, давно это было. Очень давно. Маша, конечно, страдала. Никто не понимал, почему я на ней женился. Ведь столько было женщин!

— Елизавет Петровна рассказывала.

— Лиза? Я всегда знал: далеко пойдет, — усмехнулся Воронов. — Умница, круглая отличница, сила воли огромная. И предприимчивая. Только парни ее не любили. Так она однажды сказала: «А мне на это наплевать! Заработаю кучу денег и куплю любого!» Ох, как она меня добивалась! Напоить пыталась…

— Да ну?

— Пыталась… Нрав у меня был буйный, я знал, что с Лизой мы не уживемся. Хотя маме она нравилась. Но это невозможно. Даже если бы она осталась единственной женщиной на земле, я бы к ней не подошел. Она ж не женщина — полководец. Вечно на войне, вечно чего-то добивается. Рядом с ней не будет покоя, здесь либо встать под ее знамена, либо сбежать. А Маша была доброй женщиной. И очень умной. Лиза тоже умна, но она эгоистка. Это ум другого свойства. Такие люди всего добиваются, они правят миром, но они одиноки. Рядом с ними холодно. А у меня всегда была развита интуиция. Две сильные личности — это не семья, даже если они состоят в законном браке. Лизе надо искать человека мягкого, покладистого, который согласен стать номером два. И мне тоже. Я понял, что сильнее, чем Маша, меня любить не будет никто, и женился на ней. И оказался прав. Только она знала мою тайну. Знала, что я пью. Плохо мне стало, когда бизнесом занялся. Я не знал другого способа расслабляться, только водка. А нервы трепали. И здорово. Один визит в налоговую чего стоил. А уголовное дело, которое на меня завели? Я ведь чуть в тюрьму не сел. И все нервы, нервы. И — водка. Выпить, забыться. В конце концов сердце не выдержало. Инфаркт. Маша жила у меня в палате, выхаживала. Скольким я ей обязан, Господи-и-и! И вот ее нет. У меня такое ощущение, что я долг свой так и не вернул. Не успел.