Когда Ромеро вступила в камеру номер один, то заметила поддерживающую скобу, которая была проложена продольно от одной стены гробницы до другой в качестве меры предосторожности. Статуя стража была укутана брезентом, и Тина была рада этому: фигура была настолько реальной, настолько свирепой, что, несмотря на ее неизмеримую важность, Тине не очень хотелось увидеть ее вновь.

Камера сейчас освещалась ярким огнем натриевых ламп, и Ромеро снова была поражена красотой и удивительно хорошим состоянием артефактов. Также, к своему раздражению, она отметила, что многие наиболее интересные и ценные артефакты уже унесли, и на их места повесили архивные бирки. Несомненно, это работа вездесущего Марча: ублюдок не смог не наложить свои загребущие лапы на антикварные ценности. Дай ему волю, он вмиг опустошил бы любые раскопки. Ее собственная философия убежденного и рачительного археолога являлась абсолютно противоположной: исследовать, стабилизировать, проанализировать, описать, документировать, и уж потом, после необходимой реставрации, оставить все там, где оно было найдено.

Задняя стена камеры один закрыта пластиковыми листами. За ней сплошная темнота. Тина знала, что вторые врата уже убраны, однако еще никто не входил в камеру два. Они первые, кому предстояло войти туда.

Не произнося ни слова, Стоун кивком головы дал команду рабочим выдвигаться. Они вышли вперед и с большой осторожностью сняли пластмассовые листы, свернули их и отложили в сторону. За ними зияло черное пространство.

Босс подошел ко вторым вратам. За ним проследовала Тина и Марч. Здесь, возле самого входа в камеру два, женщина смогла различить находящиеся в ней размытые фигуры. Ее рот внезапно пересох.

— Перенесите свет сюда, — распорядился Стоун.

Один из рабочих подкатил мощный фонарь. Как только он это сделал, помещение залило ярким светом, как будто кто-то вдруг включил в подземелье солнце. Сияние стало таким ярким, что Тина невольно отвернулась.

— Боже! — сдавленно пробормотал Портер. Его маска безразличия и отстраненности снова спала под гипнотическим влиянием гробницы.

Когда глаза привыкли к яркому свету, Тина смогла различить детали интерьера второй камеры. Она подняла видеокамеру и принялась снимать. Все поверхности — стены, пол, потолок — были покрыты листовым золотом. Этим и объяснялось необычайно яркое сияние.

Здесь стояли четыре канопы, выполненные из кальцита, в которых находились внутренние органы мумифицированного фараона. Перед каждой урной стоял небольшой ящичек, по всей видимости, из чистого золота. На одной стене висела большая картина, изображающая победу Нармера над царем Верхнего Египта. На другой картине — сам фараон, лежащий на помосте уже в гробнице, за которым присматривал жрец смерти. Здесь находились две раки, приставленные к противоположным стенам камеры. С внутренней стороны каждой выполнен рельефный серех Нармера с именем, данным ему при коронации — нисвт-бити, царь Верхнего и Нижнего Египта.

Забавно, подумала Кристина. Хотя египтологи и могли прочитать древнеегипетские письмена, их произношение все еще оставалось загадкой. Хотя большинство из них использовали эту фразу, ей было известно о фонетическом произношении нсв, — как и в Текстах Пирамид, здесь женское окончание т сохранилось. Странно. Но тогда странным было и то, что ей удалось выяснить о Нармере и его гробнице. Здесь находилось много на удивление современных вещей и иероглифов, сходных с письменами из Книги Мертвых — все это принадлежало Среднему и Новому царствам, а не Архаической Эпохе, первой династии самых ранних фараонов. Похоже на то, что Нармер на много веков опередил свое время и что его знания, практики, открытия и прозрения умерли вместе с ним, и их невозможно было воскресить аж до появления строителей пирамид на тысячу лет позже…

Отбросив эти мысли, Ромеро занялась видеокамерой. В усыпальнице находились различные подношения: амулеты, красиво обтесанные кремневые ножи, алебастровые фигурки, изделия из слоновой кости и черного дерева. Самый удивительный предмет стоял посередине комнаты — большой саркофаг из необычного бледно-голубого гранита. Некрашеный, абсолютно правильной формы; гораздо красивее, чем треснувшая внешняя рака гроба фараона Тутанхамона. Гранит обработан в ажурный рельефный рисунок с прекрасной проработкой деталей. В изголовье саркофага сидел гигантский сокол с распростертыми крыльями. Его стилизованные когти выступали подобно стрелкам часов, стоящих на цифрах пять и семь.

Исследователи стояли молча, зачарованные великолепным зрелищем. Затем Стоун вышел вперед. Он двигался несколько скованно, словно на деревянных ногах. Быстро осмотрел камеру, будто хотел убедиться в ее устойчивости, потом приблизился к ряду из четырех небольших золотых ящичков. Склонился перед ближайшим и внимательно его осмотрел, нежно прикасаясь к нему рукой в латексной перчатке. Потом осторожно поднял крышку. Тина затаила дыхание. Из глубины ящика засверкали драгоценные камни: опалы, алмазы, изумруды, рубины, сапфиры… Почти неприличное буйство богатства.

— Бог ты мой! — изумленно прошептал Марч.

Тина опустила видеокамеру, чтобы лучше рассмотреть открывшиеся ей сокровища.

— Половина этих драгоценных камней была неизвестна древним египтянам, — сказала она. — По крайней мере, в то время.

— Нармер, вероятно, проложил торговые пути, которые затерялись после окончания его правления, — отметил босс.

Тина облизнула пересохшие от волнения губы. Стоун взглянул на нее.

— Что вы можете сказать об этих двух усыпальницах? Мне никогда раньше не встречалась такая причудливая конфигурация.

— Я бы хотела исследовать их более тщательно. На мой взгляд, они исполняют двойную функцию. Эти склепы являются не только усыпальницами, но и символизируют величайшее испытание, через которое пришлось пройти фараону для перехода в иной мир. Зал Двух Истин[23]— если предположить, что эта система верований существовала в столь раннюю эру. Но как бы то ни было, эти усыпальницы уникальны — должно быть, их двойственная функция была утеряна в династиях, последовавших за правлением Нармера.

— Символические, говорите? — повторил Стоун. — Похоже, они использовались для имитации зала Двух Истин. Холостой прогонки, так сказать.

Рабочие взялись за сборку троса из нержавеющей стали. Охранник прикрепил к нему лебедку и затем по знаку Стоуна включил мотор. Комнату заполнил рокот, который потом перешел в равномерное жужжание.

Рабочие закрепили два крюка на краю саркофага, затем сняли его крышку, отвели ее в сторону и уложили рядом на полу. Охранник выключил мотор, и все, включая разнорабочих, придвинулись ближе. Внутри саркофага находился саван замысловатого покроя, изготовленный из неизвестного материала. Стоун осторожно дотронулся рукой в латексной перчатке до савана, и тот мгновенно рассыпался в прах.