— Эй, леопарды мои, все сюда! Тут для вас работка!

В одно мгновение рук, которых прежде не хватало, сделалось слишком много, но, когда Мрачного наконец подняли, толпа и не подумала пропустить.

— Неужели дадим им уйти просто так?

— Мальчишка этого не заслужил!

— Разве он не был одним из нас?

— Был!

По этим возгласам Лучшая поняла, что озлобленность толпы сменилось жаждой мести.

— Положите убийцу на пол! — скомандовал какой-то мужчина, вскочивший на соседний стол и теперь покачивающийся то ли от выпитого, то ли от выкуренного. — Я Кроссто, командир эйвиндских разведчиков, и я требую правосудия... ради этого мальчишки.

— И ты имеешь на это право, — ответил ему татуированный иноземец и подал своим подчиненным знак положить Мрачного. — К сожалению.

— Они будут сожалеть еще сильней! — прорычала Лучшая, и на сердце у нее стало легко, словно она была сорванным ветром листком, плывущим над саванной.

Даже рогатый волк не вырвется, если его окружит сотня бывалых охотников. Падшая Матерь призвала ее к себе вместе с сыном. И теперь Лучшая должна лишь проявить доблесть, чтобы их обоих перенесли отсюда прямо в Медовый чертог Черной Старухи. Посмотрев на говорливую женщину в кольчуге, уже выхватившую свой меч, Лучшая решила, что справится с ней без особых хлопот, и замахнулась копьем своего сына, копьем своего отца, чтобы...

— Где, драть-передрать, мой сэндвич?!

Лучшая не могла видеть дверь таверны за спинами противников, но голос узнала сразу.

Все еще стоявший на столе командир разведчиков оглянулся на дверь:

— Вали отсюда, старый пердун, пока тебя не вздернули вместе с этими варварами. И с твоим драным сэндвичем.

В толпе рассмеялись, а командир повернулся к Лучшей и ее окруженным спутникам... но тут его коротко остриженные волосы вспыхнули, и ослепительно-яркий столб огня рванулся к потолку, опалив стропила. Лицо почернело от жара, а затем взорвался череп.

Лучшая растерянно заморгала, не в силах поверить глазам, хотя на толпу уже сыпался волосяной пепел, осколки кости и ошметки мозга. Обезглавленное тело упало со стола.

Колдовство. Безумное, непостижимое колдовство.

И паника. Вполне объяснимая всеобщая паника. Воспользовавшись ею, друзья Мрачного вместе с отзывчивыми иноземцами оттащили его обмякшее тело к двери, где стоял хмурый Хортрэп. Его губы были влажными от крови, к ним прилипли клочки шерсти. Лучшая хорошо знала это выражение хищника, лишь раздразнившего скудным завтраком свой аппетит. Толпа попятилась к дальней стене таверны, языки пламени облизывали стропила.

И только после того, как небольшой отряд перенес Мрачного через несколько кварталов в том направлении, откуда должна была появиться повозка Неми, Лучшая спохватилась и потрусила назад к горящей таверне, чтобы забрать брата Рита.

В Высшем Доме Цепи горели тысячи свечей, и тихий голос кардинала с помощью искусно устроенной эхо-камеры долетал с Ониксовой Кафедры до обитых бархатом скамеек самого последнего ряда. Эти сиденья оказались в новинку даже для тех зрителей, кто прежде посещал проповеди, ведь таких допускали только в Низший Дом, где приходилось преклонять колени на голом обсидиановом полу. Тот огромный собор вмещал в десять раз больше людей, чем это сравнительно небольшое сооружение, да и Средний Дом тоже был сейчас заполнен до отказа.

Кардинал вещал прямо в открытый рот вырезанного из камня ангела, шесть сверкающих крыльев которого и составляли кафедру. Проходя по трубам, голос цеписта усиливался и достигал ушей каждого из бесчисленных слушателей. Однако даже эти три крупнейших на Звезде Дома Цепи не могли вместить всех жителей Диадемы, пожелавших присутствовать на первом заседании вновь образованного парламента. Но так уж всегда бывает при создании правительства, и населению придется узнавать новости обычным способом: из слухов или распространяемых в толпе брошюр.

Позади кардинала, за алтарем, теснились на скамейках другие ораторы; круглое окно из дымчатого стекла нависало над ними, словно тусклое солнце. София уже переговорила с большинством парламентариев и была теперь счастлива, что ни ей самой, ни Индсорит не нужно сидеть рядом с ними у всех на глазах. Обе они должны ждать среди зрителей, когда их позовут.

Но не на одной из этих неудобных скамеек. София нашла компромиссное решение. В исповедальнях, тянувшихся вдоль всего нефа, она выломала решетку, разделявшую соседние кабинки, чтобы можно было видеть друг друга. София испытала огромное удовольствие, когда шарахнула святым молотом боевой монахини по закрытому решеткой образу Падшей Матери, а потом бросила его Мордолизу, словно лакомую косточку. Вряд ли это будет полезно для зубов, но, с другой стороны, он же демон, и, возможно, зубы станут только острее.

Индсорит и вовсе побаивалась появляться на собрании. Сомневалась, что одного дружественного жеста — открытия замка Диадемы для всех жителей города — достаточно, чтобы расположить к себе тех самых бунтарей, которых слуги Короны истязали от ее имени; но София в конце концов убедила ее. Подпольная организация Бориса была лишь одной из многих партий, претендующих на места в правительстве Диадемы, и, кроме них, оставалось еще множество верноподданных, которых воодушевит известие, что багряной королеве удалось пережить покушение И’Хомы. Если Индсорит и София публично проявят уважение к новому правительству, это успокоит некоторые партии, разочарованные тем, что Поверженная Королева и ее еще менее популярная преемница удивительным образом остались живы.

Пригласив бывших правителей принять участие в учредительном собрании, будущие парламентарии сделали не просто умный, но и крайне необходимый ход. Это верно, что Вороненая Цепь, свергнув королевскую власть, а затем сама стремительно покинув город, оставила после себя пустоту в столице Самота, однако нельзя сбрасывать со счетов и двадцать две провинции Багряной империи, в каждой из которых есть полки, сохранившие верность правительнице, будь она полноправной или чисто номинальной. Если королева — или даже две — признает законность свежеиспеченного правительства, это спасет империю от гражданской войны и положит начало долгому процессу освобождения Звезды от тирании.

По крайней мере, так было задумано. София весьма скептически относилась к перспективам новой власти, даже не учитывая те осложнения, что могли возникнуть, если бы запоздавшая Чи Хён все-таки протащила свою задницу и весь Кобальтовый отряд через Врата Диадемы. Хотя такое с каждым днем казалось все менее вероятным. София искренне надеялась, что с девочкой ничего страшного не случилось и Чи Хён всего лишь внезапно поменяла планы. Но даже если так, почему Хортрэп не появился здесь и не предупредил? Каждый раз, когда София думала об этом, в ее воображении возникала одна и та же картина: старый колдун открывает Врата у Языка Жаворонка, обещая безопасно провести Кобальтовый отряд в Диадему, но Изначальная Тьма проглатывает их всех без отрыжки. Мысль о том, что ведьмак мог переоценить свои силы и невольно обречь на гибель отряд, вовсе не казалась неправдоподобной... как и более мрачный сценарий, при котором Хортрэп просто одурачил Чи Хён и принес в жертву целую армию ради какого-нибудь гнусного ритуала, требующего, чтобы тысячи людей добровольно вошли во Врата. Горькая правда заключалась в том, что София доверяла Хватальщику ничуть не больше, чем много лет назад, когда они впервые связали своих демонов. По правде говоря, узнав Хортрэпа ближе, она стала доверять ему еще меньше.