— Да, — вроде бы поняла мама.

— Но главное, ты не должна — звонить в Москву, чтобы случайно не попасть на Николая. Деньги и все необходимое я тебе вышлю. Это может продлиться два-три месяца. Наберись терпения. Проживешь с тетей Галей две недели, потом снимешь дачу на заливе, но никому, даже тетке, не проболтайся, где именно. Я не хочу тебя пугать, но вас могут искать как заложников. Понятно?

— Хорошо, я все поняла. Мы тебе не нужны, — горько уронила старшая Анна, и плечи ее дрогнули.

— Господи, ну что ты несешь?! — рассердилась младшая. Крупицу правды нельзя сказать. Никто тебя не понимает. Один на льдине. И вслух строго добавила: — Мама, мне некогда все это обсуждать. Ты сделаешь, как я прошу, и без стонов. Иначе я от тебя съеду и Васечку заберу.

Анна, конечно, блефовала. Ей нужны были сын и мама, по крайней мере — в роли бабушки. Она знала, что излишне строга с мамой, но заметила: стоит хоть чуть-чуть расслабиться, как та норовила залезть на нее верхом со всеми коробами вины за всю исковерканную перестройкой жизнь.

— Тебе хорошо. Ты молода, красива, богата! — всхлипнула старшая Анна.

— И что? Хочешь, чтобы я тебе отдала свою молодость, красоту и богатство? — грубо оборвала ее младшая. — У тебя свои были, и ты ими распорядилась, как могла. Теперь моя очередь. К тому же на мое добро не одна ты заришься.

— Какая ты стала грубая…

— Ты едешь? — перебила ее Анна.

— Да.

Мятеж был подавлен.

— На следующей неделе я закажу тебе билеты и все такое. Николаю ни слова.

— Но разве отец не должен знать, где будет его сын? Это был шантаж. Анна пришла в ярость. Она подошла к матери близко, совсем близко, и прошипела:

— Если ты хоть слово скажешь Николаю, я просто уйду от вас навсегда, и тебе придется куковать жизнь с этим придурком. Он будет пить и колошматить тебя вместо меня.

Мама отшатнулась, но Анна грубо притянула ее к себе и насильно заглянула в глаза.

— Мама, это важно в первую очередь для тебя. Делай, что я велю.

Анна оделась и пошла на переговорный пункт, из дома она звонить не рискнула. Николай все-таки нагнал на нее страху. Ей повезло, Клаудио оказался на месте. Он удивлен и растроган, он, конечно, приедет. Особенно если она оплатит дорогу. «Надо дать факс на фирму, что он приезжает? Но там ведь совершенно другие люди?! Так надо? Слово моей русской богини — закон!»

Стоял холодный солнечный октябрь, в витринах шумного, полного праздных зевак, старого Арбата сверкало солнце. Анна прошла до ближайшего магазина сотовой связи и оформила мобильный телефон. Было уже три часа дня. Приятно припекало прощальное осеннее солнышко. Анна медленно, с удовольствием шла вдоль витрин, разглядывая вещи. Вся одежда за глянцевыми стеклами была молодежной, ядовитых электрических цветов. Словно одеваться хотели только субтильные подростки. «Нынешняя молодежь — баловни всемирной индустрии потребления. Для них стараются дизайнеры моды, для них снимают кино, им предназначена почти вся реклама, — грустно подумала Анна, ей стало обидно, что ее поколение уже скинуто со счетов. — Но что эти избалованные тинейджеры будут делать, когда подрастут и не смогут натянуть на себя все эти маечки и штанишки? Их так же бесцеремонно отшвырнут в сторону и займутся обработкой более юных мозгов. Для многих взросление станет трагедией, концом света. А мы сами? До перестройки нам говорили: „Подождите, вы еще слишком молодые“. А потом все так завертелось, что и нескольких лет не прошло, как нам уже гаркнули: „А вы куда, старперы, лезете?“ И пендаля: „Валите, пока целы“».

Лоточница, светловолосая молодая женщина, продавала «тот самый коктейль». Молочный, только не за десять копеек, как в детстве, а за двадцать пять рублей. И совершенно не тот самый, а какое-то сладкое безвкусное месиво. И выражение лица у продавщицы было не приветливое, как у веселой полной красавицы тети Клавы в их гастрономе, а совершенно зверское, словно она торговала не молочным коктейлем, а ручными гранатами. Анна бросила недопитый стаканчик в урну и купила бутылку минеральной. Дико хотелось есть. Выпила залпом. Военное положение, хватит жрать. К восьми вечера у нее уже кружилась голова, она бухнулась в постель и погрузилась в голодное небытие.

Через десять дней Клаудио, по-прежнему великолепный, ждал ее в ресторане гостиницы «Украина».

— Ты стала настоящей русской красавицей! — Он радостно поднялся ей навстречу. — Так похорошела, такие формы!

— Я стала жирной свиньей, но это пройдет! — отрезала Анна. Она отвыкла флиртовать. — Клоди, дорогой, помоги мне… — Молодая женщина придвинулась к нему, словно ожидая защиты, и вкратце обрисовала в выгодном для себя свете ситуацию. — Ты встретишься с Николаем, как мой давний партнер по бизнесу, заинтересуешь его сделками, которые мы якобы с тобой уже не раз проворачивали. Я при случае, если он спросит, подтвержу, но без нажима, чтобы он ничего не заподозрил. Он жадный до чужих денег, возьмет кредит в банке у своего нового компаньона. Ты выставишь в контракте официально завышенную цену, а продашь по реальной. Разницу поделите.

— Что продашь?

— Это мы сейчас с тобой придумаем. Продать надо то, что при транспортировке может подпасть под хорошо замаскированные штрафные санкции или форс-мажор.

— Может, прогорклый кофе? У нас должна сейчас выйти поправка в торговой палате, но русские об этом еще ничего не знают.

— Отлично. Прибыль поделите поровну. Оформите все безотзывным аккредитивом на получателя. Но нужно отдельно составить «Р»-вексель с форс-мажорными накрутками. Пусть первые два-три раза все пройдет гладко. Суммы должны фигурировать приличные, вокруг полумиллиона баксов, чтобы прибыль была ощутимой. Потом выставь ему 900 тысяч, миллиона он испугается, перекачай все на наш оффшор, чтобы твоя итальянская фирма официально осталась чистой. Зацепись за форс-мажор и выжди пару недель. Он бодаться не полезет, ведь надо будет признаться, что все это время он обманывал компаньона на липовых ценах.

— Не знаю, смогу ли я. Это слишком рискованно, а я решил вообще отойти от дел, по крайней мере с Россией. У вас развелось теперь столько жуликов, и цены дают гораздо хуже прежних.

«На себя посмотри», — подумала Анна, а вслух сказала:

— Но, Клоди, милый, речь ведь идет почти о миллионе долларов. Чем тебе не дело перед уходом на пенсию?

— Не знаю. Может выйти скандал. Твоего мужа начнут трясти инвесторы. Все отнимут.

— Ему есть что отдавать. Он продаст фирму, машину, акции. Я знаю, он купил на своих родителей дом в Завидово.

— То есть все ваше имущество?

— Не наше, а мое. Или купленное на мои деньги. Да. Он здесь отдаст мое имущество своему компаньону, а там, на Кипре, я получу его налом. В доле с тобой. Соглашайся. Мои восемьдесят процентов, твои двадцать плюс сохранившиеся у меня документы о наших прежних махинациях, которые здесь ничего не стоят, а у тебя они могут оказаться в цене, плюс всякая мелочевка: наши фотографии на Капри, чтобы не тревожить твою драгоценную Сильвию.