И надо ли говорить, что дурные предчувствия оправдались чуть более чем полностью?

Хуже всего дела традиционно обстояли в пахартском квартале, где очередной смутьян решил, будто не пристало чужакам обкладывать данью его соплеменников и заниматься этим впредь будет он и его семья. Эл Руш пытался взять ситуацию под контроль, но пока особо в этом не преуспел.

– Кто на этот раз бузить вздумал? – спросил я.

– Хозяин «Золотого лотоса».

– А-а-а! – раздраженно протянул я, припомнив беспокойного язычника. – Все кисти в татуировках, в молельный дом в перчатках ходит?

– Именно, – подтвердил Якоб Ланц.

– Он левша, правша? – спросил я, но сразу же отмахнулся. – Неважно! Хмурый, выясни и отруби правильную руку.

– Может, сразу голову? – засомневался тот.

– Руку, – повторил я. – И возьми с собой коробку со льдом, кисть отправишь в мертвецкую при лечебнице Святой Августины.

– Сделаю.

Я кивнул и спросил:

– Что еще?

– Вальтер Лигер с парнями разгромил наше заведение на Старом канале, выгреб кассу и поколотил девиц, – пожаловалась Вероника и многозначительно добавила: – Обещал вернуться.

– Под пирс? – вздохнул Хмурый, понимая, что сегодняшней ночью у его людей дел будет просто невпроворот.

– Под пирс, – подтвердил я.

– Большой Ганс может это неправильно понять, – нервно поежился Марти Шиллер, которому частенько приходилось вести дела с бандой этого неуравновешенного выходца из Кельма.

– Тупой ублюдок может, – признал я. – Хмурый, отправь ему ботинок Вальтера с дохлой рыбой. Не должно остаться никакой недосказанности.

– Хорошо, – ухмыльнулся Хмурый, по обыкновению своему недобро. – Недосказанности не останется…

С делами удалось разобраться лишь к полуночи, но пара чашек крепкого кофе и полбутылки вина к этому времени давно прогнали сон, и подниматься в пустую квартиру расхотелось.

Захотелось расслабиться и вновь почувствовать себя живым.

Безумно тянуло к Берте, но там появляться было не с руки: если уж отец Доминик подобному визиту противился, то новому куратору об этом и вовсе лучше не заикаться.

Сидевшая напротив Вероника перехватила мой задумчивый взгляд, но истолковала его неверно и выпрямила спину, демонстрируя глубокий вырез декольте.

– Пригласишь даму выпить? – облизнула она пухлые губы.

– Вот уж нет, – рассмеялся я, поднялся из-за стола и отпустил подельников. – Все остальное подождет до утра. – Первым вышел из кабинета и спросил соскочившего с диванчика Клааса: – Ну?

– Удрал, – огорошил меня Дега. – Пока парней искал, как сквозь землю провалился.

– Бесов праздник!

– Найдем, не вопрос…

– Найди. А сейчас вели заложить карету. Поеду к Инге.

Со спины зашуршало платье, пахнуло приторным ароматом духов, и вслед за мной покинувшая кабинет Вероника с нескрываемым ехидством поинтересовалась:

– Разве твоя певичка не завела роман на стороне?

Я пальцем задрал ее подбородок, пристально глянул в глаза и попросил:

– Не суйся в мою личную жизнь, хорошо?

– А то что? Отшлепаешь и поставишь в угол?

– Лучше тебе этого не знать.

– Как скажешь, Себастьян, – рассерженной кошкой фыркнула Вероника и, придерживая пышные юбки длинного платья, сбежала на первый этаж.

Вот и замечательно. Не хватало только, проснувшись поутру, обнаружить под боком эту подколодную змеюку.

Тут из кабинета потянулись и остальные; на правах хозяина я раскланивался с ними, жал руки, хлопал по плечам и попутно гадал, кого действительно сумел переубедить, а кто просто не рискнул пойти против большинства.

Последними вышли Ловкач и Ленивец. Убедившись, что нас никто не слышит, толстяк тяжело вздохнул и осторожно произнес:

– Ходят слухи, что тебя взяли по доносу Лаурая.

– И?

– Покажется странным, если это сойдет ему с рук, – прямо заявил Якоб Ланц. – Решат, что ты теряешь хватку.

– Именно, – кивнул Ленивец. – Такое спускать нельзя.

Я досадливо поморщился и спросил:

– Много потеряем, если он отойдет от управления «Янтарной русалкой»?

– Прилично, – признал толстяк и добавил: – Весьма и весьма.

– Сейчас мы не можем себе этого позволить.

Все свободные средства уходили на выплату займа банкирскому дому «Стерлих и Грац», и придерживаться утвержденного графика удавалось, надо сказать, с немалым трудом.

Ловкач пожал плечами:

– Тогда будут проблемы.

Я ухватил его руку, поднял ее к свету и спросил:

– Якоб, полагаю, девушки часто говорят, что у тебя красивые пальцы? Изящные, но сильные и ловкие? Для картежника пальцы значат так много…

Ленивец гулко хохотнул и уточнил:

– На одной или на обеих?

– На обеих, – решил я. – И пусть говорит всем, что прищемил дверью.

– Сделаем, – улыбнулся Ленивец, который терпеть не мог Лаурая еще с тех пор, когда тот жульничал за его столами.

Воодушевленный толстяк начал медленно и осторожно, переваливаясь с ноги на ногу, спускаться по лестнице, а вот Ловкач задержался поправить сбившуюся манжету.

– Ты так правильно сегодня говорил, – искоса глянул он на меня, – о том, что нельзя высовываться и привлекать внимание сильных мира сего, я аж расчувствовался. Золотые слова!

– К чему ты ведешь?

– Ты высунулся, Себастьян, – высказал свои опасения жулик. – Весь город гудит, что из-за тебя чуть ли не штурмом брали «Тихое место». Кое-кому это может показаться вызывающим.

– Не переживай, об этом есть кому позаботиться.

– Дай-то Святые.

Якоб Ланц сделал мне ручкой и побежал догонять Ленивца. Я оттянул обшлаг камзола, задумчиво поглядел на серебряный браслет и спустился в ресторацию, решив прихватить с собой к певичке бутылку вина.

Чтоб отпустило наверняка…

Инга мне обрадовалась. Обрадовалась без дураков, даже кинулась на шею и пылко расцеловала, вот только чувствовалась в ней некая неуверенность. Будто ждала не меня.

– Все в порядке, ласточка? – уточнил я. – Ничего, что сегодня не через окно?

– Какие пустяки! – отмахнулась певица и потянула меня внутрь. – Проходи!

Я залюбовался ее фигурой, просвечивавшей через легкую ткань ночной рубашки, и прислонился к дверному косяку.

– Ты кажешься встревоженной.