Прапорщик встал с подножки и, потянувшись, добавил:

— Хотя если серьезно, то хочу на Камчатку или еще куда попроситься, чтоб выслугу набрать побыстрее и на пенсию свалить. Жениться надо, уже тридцать два, а я все дуркую, как бык-перволетка!

— Женишься, женишься, Степа. Дурацкое дело нехитрое! Поехали! Сначала мины отвезем. — Андрей крикнул водителям, которые все это время дремали, забравшись под «Урал». — Подъем, по машинам!

Назад возвращались по пустыне, уже знакомой дорогой. Груженый «Урал» уверенно шел впереди, прогребая песок протекторами колес, показывая силу своей проходимости.

В середине пути им повстречались тоже БТР с «Уралом», которые были направлены за минами в качестве запасного варианта. Они остановились. Старшим встречной колонны был лейтенант из другого батальона. Узнав, что мины уже везут, он недоуменно спросил Андрея:

— А нам что тогда, за минами ехать или нет?

— А вам чего сказали на этот случай?

— Нам про вас вообще ничего не сказали. Просто за минами послали.

— Ну, тогда езжайте, раз послали. Запас, как известно, окопу не помеха. А то вдруг опять не хватит.

Они продолжили движение. В нескольких километрах, не доезжая кишлака, они увидели раскинувшийся на краю степи огромный табор, тянувшийся вдоль дороги. Это было покинувшее кишлак мирное население. Рядом с табором стояла военная водовозка и крытый брезентом грузовик, у которого вереницей стояли в очереди люди.

По мере приближения к кишлаку все отчетливее слышалась канонада. К назначенному сроку они были на месте. «Урал» снова спустился в балку. Прибежал командир батареи и радостно сгреб в объятия по очереди каждого прибывшего. На его плече висела противогазная сумка.

— Пошли за мной! — он быстро направился на дно оврага. Остальные последовали за ним.

Они присели. Сомов снял с плеча сумку, достал из нее бутылку водки, кружки и ржаные галеты.

— Давайте, за встречу! — Он сразу разлил содержимое бутылки по кружкам.

— А вы сами не будете? — спросил водитель «Урала».

— Я, сынок, потом, в полку выпью. Мне сейчас нельзя — меткость пропью, а тут работа филигранная, как на токарном станке — по нониусу! А вы давайте, пейте!

Они чокнулись, опустошили кружки до дна и принялись жевать галеты.

— Нам по связи из полка сразу сообщили, что вы к ним добрались, — сказал Сомов. Он еще раз похлопал всех по плечам. — Рад, мужики! Ну, я пошел, а вы еще посидите, потом расскажете, как проехали.

Сомов ушел. Они немного посидели и тоже направились на свои позиции.

Бойцы обрадовались их появлению, когда слегка запьяневший на жаре Ричард на приличной скорости лихо въехал на бугор и, высунувшись из люка, громко заорал:

— Карета на месте!

Андрей, тоже слегка завеселевший, спрыгнул в окоп и спросил Шестака:

— Ну как, батька, тут война без нас идет?

— Отлично идет! — махнул рукой радостный Шестак. — Наши сегодня, с той стороны, хорошо духам отвесили! Отходят они. Денек, другой и закончим с ними. Утром замполит Рыбин приходил. Спросил, почему мы мало по кишлаку стреляем. Я ему пытался объяснить, что целей мы не видим, на минбатарею не нападают, так чего зря пулять в белый свет. Он приказал открыть огонь из всего, что стреляет, чтобы показать противнику нашу оружейную мощь.

— Открыли?

— Открыли. Прострелялись, как продристались — глаза не видели, но процесс пошел. Потом он на минбатарею подался. Тоже там чего-то Сомову вкручивал.

Подошел Хмиль. Увидев его, Андрей спросил:

— Нормально дошел, Гриня?

Хмиль пожал плечами:

— Ну а як же! Нормально. Я ж сразу понял, шо вы мени просто так отослали, шоб с собою не брать, поэтому и не торопився. С бойцами со второго батальона трошки побалакал. Правда, — он сделал небольшую паузу, — на обратном пути заминочка вышла.

— Какая заминочка?

— Да така заминочка. Иду я, уже на бугор захожу, дивлюся, командир батальона и замполит Рыбин стоять и на мене дивятся. Комбат каже, а ну, хлопчик, иди до мене! Я зараз подойшов. Он мене пытае, где каже, твий командир? От тут я перший раз в жизни пожалел, что я не узбек! Вон Джин ваш, як шо, так сразу — моя твоя не понимай! И хоть тресни мимо швов — не понимай, и все тут! Ну, я мовчу, як комар дохлый. А он пытае — где твий командир? Ну, я кажу, не знаю, мол, може, поссать отошел! Тогда он мени за ухо пальцами прихватил, крутить и каже — не бреши старшим, хлопчик, не бреши! Потим под зад мени коленом поддал и отпустил. Я ходу. Бегу, а сам слышу, як он замполиту каже — от, бляха муха, ну я ж так и думал!

— Ладно, — надевая каску, сказал Андрей. — Иди пулеметы проверь.

Хмиль ушел. Андрей с Шестаком смотрели из окопа на кишлак. Внизу хлопала минбатарея, обрабатывая видимые огневые точки. Интенсивность стрельбы внутри кишлака заметно поубавилась.

Шестак сообщил:

— Сегодня вертушки по кишлаку уже не работали, только по горе, — он указал на гору, куда перекрывал путь взвод Дирижера. — Там, значит, тоже духи сидели. — Он повернул голову в сторону. — Командир батареи опять идет.

Сомов, не доходя до них, махнул рукой, подзывая Андрея.

— Пошли, командир батальона к себе требует.

Андрей пошел вслед за ним. У дороги их ожидал командир батальона. Андрей поправил по пути форму и снял каску, взяв ее под мышку.

Когда они подошли, комбат протянул руку, поздоровавшись, как будто с утра они не виделись.

— Добрались? Это хорошо, — ответил он сам себе на вопрос. — И, прищурив глаза, спросил Андрея: — Скажи мне, командир, ты совсем дурак? За каким тебя дальше понесло?! Мне на позиции командир нужен, а не башенный пулеметчик!

— Обстоятельства… — начал оправдываться Андрей, стараясь не дышать парами водки в сторону комбата.

Но тот прервал его на полуслове:

— Здесь у нас одно обстоятельство на всех — война. И если мы, вместо выполнения приказа, будем каждый себе свои личные обстоятельства городить, то подведем себя и всех под один большой… — комбат сделал рукой отмашку перед собой, которая не нуждалась в пояснениях. — Ты меня понял?!

— Так точно, понял!

— Чего ты понял?! Ты еще ни хрена не понял! — кипятился комбат. — А если бы духи в прорыв пошли, кто тогда взводом командовал бы?! Отвечай!

— Замкомвзвода.

— А ты тогда зачем?! Иди, отдай свои погоны замку, пусть он командует! За нарушение приказа в военное время знаешь, что полагается?

— Знаю, — несколько растерянно ответил Андрей.

— Да ни хрена ты не знаешь. — Комбат сбавил голос, помолчал и уже более спокойным тоном сказал: — Больше, юноша, так не делай. Я ведь не зря на тебя ору. Знаю, старшина минбатареи нам уже рассказал про ваш маневр. Молодец. Но ведь, парень, могло быть и по-другому. Не удался бы твой маневр. Хотя понимаю, что он лучше, чем сквозной прорыв. Но представь себе, что где-то он не сработал. Погибли бы! Но могло быть и так, что кто-то погиб, а ты живым выскочил бы. Что тогда? А тогда то! Тебя за самовольное оставление театра боевых действий, невыполнение приказа, выразившееся в изменении задачи, приведшее к гибели личного состава, живо под трибунал отдали бы. Тогда в теории вероятности никто не стал бы разбираться и сопоставлять то, что сквозной прорыв — девяносто процентов вероятности гибели, а твой план — только семьдесят. Мне сорок три года, я уже одной ногой в пенсию наступил. Многое в армии успел увидеть и про многое слышал. Почему сразу не сказал мне о своих соображениях?