– Ас и его Гончие могли спланировать долгоиграющую ловушку, – ровным бесцветным тоном заметил оружейник. – Чтобы мы открылись навстречу пришлецам.

– Но моя изначальная стая доверяет Мирддину и Гвалхмаю, – возразила я. – И Гончие Карли тоже. Вряд ли одни Гончие могут обмануть других. Если мы начнем сомневаться в Гончих, то можно смело убирать Барьеры и запускать в город пришлецов.

Кент устало провел рукой по волосам:

– Дело говоришь. И то, что… это существо… тебе сказало, тоже дьявольски интересно. На самом деле это намек на то сокрытое от нас большее, о котором я говорил. – Он тяжело вздохнул. – Итак. Как думаешь поступить?

– Если и есть нечто большее, то Лавандовый Житель к нему касательства не имеет. Хотя я уверена, он про это самое большее знает. Примерно как обитатели Озерного края знают, что творится в Пике, хотя не живут в нем и в общем-то не вовлечены в городскую политику. Я хочу выяснить: вдруг он готов рассказать… – Я скривилась, потому что прозвучало как-то жалко. Но тут ничего не попишешь. – Я хотела бы побеседовать с ним. Но с глазу на глаз. У него ведь наверняка тысяча и один способ распознать, одна я или нет.

– Мне это не нравится, – тусклым голосом отозвался Кент. – Но я уже не понимаю, что делать. Вариантов у нас в любом случае негусто. А его тема про овец и мирные пристанища… По-моему, эта часть звучит убедительно. И многое объясняет. Скажем, слухи, которые до меня доходили. Мне казалось, Жителям нравится причинять людям горе – чтобы люди теряли друзей и родных, детей. Но, возможно, дело не в этом. – Кент поднялся на ноги. – Вызывай транспод и отправляйся в Отстойник. Еще не хватало, чтобы Житель тут светился.

– Нет, мне бы такое в голову не пришло, сэр! – горячо заверила я. – Только Отстойник. И вся стая со мной. И все мои распорки на мне. И еще я бы прихватила… электрошокер. Им я смогу пользоваться, ничего себе не ломая. А Житель едва ли поймет, что это такое.

– Тогда приступай. Перском не выключай, чтобы я слышал каждое слово. Настрой на мою приватную частоту. – Кент отпер дверь. – И не заставляй меня жалеть, что я отпускаю тебя. Это приказ.

Я отослала Гончих, поклявшись, что призову их опять, как окажусь за Барьером. Я так и поступила, пройдя через башню. Ча еще не вернулся, но это было даже хорошо, что именно сейчас вожаком побудет Мирддин. В конце концов, это же он настаивал, что Тирсиону нужно верить. «Найди мне спокойное и безопасное место, – приказала я Мирддину. – Мне надо… Короче, мне надо убедиться, что Тирсион тот, за кого себя выдает».

Мирддин вскинул голову. «Думаешь все же пойти к нему на службу?» – как ни в чем не бывало поинтересовался он. Как будто пойти к Жителю на службу – это ничуть не предосудительно, а, наоборот, очень даже неплохая мысль.

«Не совсем. – Это был правдивый ответ. – Тут кое-что посложнее».

Мирддин смерил меня взглядом и кивнул: «Верно говоришь. Ты и сама сложная. Будет тебе безопасное место».

Гончие отыскали такое место довольно быстро: кирпичный остов старого дома без крыши. До того как дом окончательно рассыпался, кто-то заложил кирпичом все окна и одну из двух дверей. Скорее всего, во время Дисерея. Наверное, здешние жители так пытались укрепить дом, превратить его в твердыню и убежище. Вокруг дома плотной стеной росли высокие вечнозеленые деревья и кусты. Снаружи выглядело как довольно густая роща – желающих ломиться через заросли найдется не много. А нам ломиться и не пришлось. Потому что Душана бацнул внутрь со мной на спине.

В доме тоже росли деревья. За густыми кронами меня никто не разглядит с воздуха. Идеальное укрытие. И ловушка тоже идеальная. Хочется верить, ни мне, ни Тирсиону не придется проверять ее на практике.

И вновь, стоя в безлюдном, всеми покинутом месте, я собрала свою волю в кулак и позвала Тирсиона по имени.

Прямо передо мной, меж стволов двух молодых деревьев, возник Портал, и Тирсион шагнул мне навстречу. Одет он был по-прежнему в лавандовое, но в этот раз не так пышно. Его нынешнее облачение больше подходило для хождения среди деревьев и кустарника: рукава всего до колен, мантия всего до щиколоток, а волосы заплетены в обычную косу из множества прядей, и коса перекинута через локоть.

– Итак… – начал он. Потом пристально всмотрелся в меня и нахмурился. – Пастырь, ты ранена.

– Спасибо Лэтрениру, – сурово отозвалась я. – Это он натравил на меня банши.

Тирсион нахмурился еще сильнее:

– Мне это отнюдь не по нраву. Темные тени сгущаются вокруг тебя, пастырь. И покуда ты среди своих близких и среди людского рода, Лэтренир таится в тенях. Он не замедлит нанести удар. Память у него долгая, куда дольше твоей жизни. Он не забывает и не прощает, если кто-то встает у него на пути. Но теперь-то ты согласишься пойти ко мне на службу? Я могу защитить тебя.

– Пойти к тебе на службу – значит предать мой собственный род. Я не могу так поступить, ведь я нужна тут. Все пастыри тут нужны. – Я стояла, расправив плечи, и смотрела Тирсиону прямо в глаза. – Будет недостойно и бесчестно с моей стороны бросить паству в час беды.

Тирсион слабо улыбнулся:

– Ты высоко ставишь честь, и мне это по нраву. Но… ты спросила меня, как я докажу, что достоин твоего доверия. Твои раны дают мне возможность доказать. Ты позволишь?

Тирсион сделал незаметный жест, и за его правой рукой потянулась шлейфом золотая пыльца – след магии.

«Он спрашивает, можно ли наложить на меня какие-то чары?» – спросила я у Мирддина, который как будто лучше всех понимал этого Жителя-Князя.

«Да. И тебе следует принять его предложение», – мысленно откликнулся Мирддин. Я покосилась на алебрихе. Никто из них вроде бы не намекал всем видом, что это ужас-ужас. Я со всхлипом вобрала воздух.

А тем временем Кент сидит в штабе и силится понять, что же «это существо» пытается со мной сотворить. Ха-ха, удачи Кенту.

Ну ладно. Да будет так. Для меня – прыжок веры. Для Тирсиона – шанс доказать свою благонадежность. И если я наломаю дров… тогда и поделом мне. И я кивнула.

Тирсион вскинул руки и начертил какие-то незнакомые золотисто-зеленые Письмена. Они поплыли ко мне и окружили меня. Потом Тирсион распростер руки – Письмена обволокли меня и превратились в золотисто-зеленую оболочку, которая обтянула меня как вторая кожа.

И меня накрыло разными ощущениями. Откуда-то издалека доносилась затейливая мелодия – кажется, играли на арфе. Мои ноздри наполнил аромат роз. А во рту появился вкус меда. Меня всю окутало теплом, точно я стояла на солнцепеке и солнечные лучи грели кожу. И куда ни глянь, был этот роскошный золотисто-зеленый свет, а Письмена неспешно плыли в воздухе подобно золотым рыбкам.

И моя сломанная рука перестала болеть. Раз – и перестала.

Легче легкого подпасть под такие чары и уплыть вслед за ними. Но я держала ухо востро и не расслаблялась. Тирсион усмехнулся: он понимал, что у меня на уме, и видел мое упрямство. И начертил в воздухе новые Письмена.