Никто не успел и глазом моргнуть, как одно здоровенное чудище запрыгнуло в гущу битвы и приземлилось прямехонько возле братьев. Жало взметнулось дважды. Молот и Гвоздь упали.

Мантикора нагнулась, чтобы подхватить зубами одного из братьев, но тут возник Марк Паладин. С яростным воплем, размахивая топором, он ринулся в атаку – точь-в-точь средневековый рыцарь из легенд о короле Артуре. И металлическим прикладом изо всех сил саданул мантикору по башке.

Марк попал ей прямо в глаз.

Мантикора с визгом выронила Молота. «Душана!» – возопил Ча, но было поздно. Сработали молниеносные рефлексы мантикоры – и жало вонзилось Марку в грудь.

Душана бацнул к нему и обдал тварь огненным потоком. Тем временем Кент и еще трое оттаскивали Марка, Молота и Гвоздя прочь.

Я с усилием выпросталась из сознания Ча и стукнулась о кроватную боковину. Что-то треснуло, и левую руку прошила резкая боль. Я сломала кость. А ведь меня предупреждали.

Но мне было не до сломанной руки. Пусть болит, наплевать. Мне надо быть там, до зарезу, тотчас же.

И я завыла как брошенный пес. В палату вбежали санитары и врачи, впрыснули мне гипноспрей, и я отключилась. И последнее, что я слышала, был громкий плач.

Но это плакала не я.

Это плакала Джесси.

Наутро я проснулась, и в горле у меня саднило, а на левой руке красовался лубок.

И я была не одна. Рядом на стуле сидела Сьелль.

– Держи. – Она протянула мне пачку носовых платков. А я опять заревела в голос. Сьелль продолжала говорить: – Кент догадался, что у тебя был вроде как сеанс телепатии с Гончими? – Это прозвучало как вопрос, поэтому я кивнула, не переставая всхлипывать. – Ну… да. Тогда все ясно. – Сьелль неопределенно махнула рукой на мое лицо и мою руку в лубке. – Кстати, мы победили. То есть мы вместе с армейскими Магами. Гончие Скарлет нашли эту бледную немочь, Жителя-Князя, и военные в него разрядили все что можно. Ну, он и дал деру. – Но по голосу Сьелль я поняла, что это не было «ура-ура, победа!», а скорее «мы не проиграли». И, поняв это, я разрыдалась еще горше.

Сьелль могла бы извиниться и уйти, но она осталась. Она так и сидела у моей кровати, пока Ча и Шиндже не прокрались в палату и не запрыгнули ко мне на одеяло. Тогда Сьелль ушла, но ненадолго: вернулась с новой пачкой носовых платков и уселась на краешек кровати. Ча растянулся с другой стороны, а Шиндже улегся в ногах. Сьелль неловко обняла меня за плечи и вручила мне свежие платки. Я хотела попросить ее уйти, но не смогла. У меня внутри все горело, голова разламывалась и рука тоже, и я радовалась, что у меня все болит – потому что я это заслужила. И в то же время, как это ни гадко, я была благодарна Сьелль, что она не уходит. Потому что я боялась остаться наедине со своим горем. Я боялась остаться одна. Ведь я… Ох, что же мне теперь делать?

– Это был самый отважный и самый безрассудный поступок, какой я видела в жизни, – наконец произнесла Сьелль. На самом деле и я думала примерно то же самое. Я кивнула, прижимая к лицу мокрый платок. – Я… я тоже о нем горюю, – сказала Сьелль, и ее лицо сморщилось, как платки, стиснутые в моей руке. Меня накрыло по новой, и мы, привалившись друг к другу, дружно заплакали – и плакали, пока не осипли от слез, пока не превратились в совершенные чучела.

Вошел санитар и вывел Сьелль за дверь, а мне вручил литровую бутылку с водой и таблетку.

– Вот таблетка. И чтобы все выпила до дна, – суровым тоном велел он. – Я постою рядом и послежу.

Чтобы он отвязался, я запихнула таблетку в рот и выхлебала всю бутылку – торопливо, но аккуратно, чтобы не облиться. Санитар забрал пустую бутылку и вышел, привернув свет. А я откинулась на постель, сжимая в здоровой руке носовые платки.

Я должна была быть там. Должна была. Я уже выздоровела. Мне же не обязательно делать что-то, что повредит костям. Я могла бы пользоваться одной лишь магией. Я могла бы прикрыть Молота и Гвоздя, пока они прикрывали других Охотников. И братья бы остались целы. А Марку не потребовалось бы бросаться на выручку…

Но это еще что. Я как собака на сене – мне известно, где живут лучшие Охотники и Чародеи на свете – и я молчу. О боги, что же я натворила?! Я забочусь об обитателях Горы и Монастыря за счет тех, кто живет тут! Учителя ни за что не стали бы покупать себе безопасность такой ценой и отсиживаться в Монастыре, когда нужна их помощь!

И Марка больше нет… Джесси стопроцентно обвинит во всем меня, и будет права. Но вдруг от ее гнева пострадает и Гора? Для Джесси не секрет, что там есть еще Охотники. И окажись они здесь, всего этого кошмара не случилось бы. Что, если она предаст свой новый дом? Хотя это, наверное, и не предательство даже – ведь тамошние Охотники так нужны здесь…

Нужно что-то делать. Правда, непонятно что… Нельзя нарушать слово, данное Учителям, но так дальше продолжаться тоже не может. Я должна хотя бы попытаться и позвать Монастырь на помощь. Иначе как мне жить с моей тайной?

«Ча, можешь раздобыть мне бумагу и ручку?» – мысленно попросила я.

В горле у меня опять подозрительно запершило. Ча поглядел на меня, склонив голову набок, соскочил с кровати и рысцой удалился из палаты. Через пять минут он вернулся с ручкой и бумагой.

Я взяла их и принялась за письмо.

Я написала Учителям, какие ужасные творятся дела. Написала, что Дрейф спит и видит, как бы вытеснить нас из Пика и оставить город открытым для вторжения. А пришлецы мало-помалу истощают наши силы, и скоро Дрейф не придется даже особо напрягаться, чтобы от нас избавиться. Написала, что Марк погиб. Источники, откуда мы можем получить поддержку, иссякают. И мне кажется, что долго нам не продержаться. Боюсь, вышло довольно сумбурно, но Учителя наверняка поймут и придумают, как нам помочь. А уж если не придумают, то я вообще не представляю, что делать. И, думаю, никто не представляет.

Я свернула письмо и отдала Ча, а потом отворила для него Путь. Он так посмотрел, словно хотел что-то сказать. А потом мысленно как бы обнял меня, шагнул в Портал и исчез.

Обвив руками Шиндже, я плакала о Марке, пока таблетка не подействовала и я не заснула.

Наутро я чувствовала себя точно так же, как и засыпая накануне. Аппетита не было, но медики явно это предусмотрели: санитар принес мне огромный стакан какой-то густой сливочной жидкости и стоял рядом, пока я не выпила все до капли.

– Спасибо, – сказала я ему.

Он еще постоял немного, ожидая, не попрошу ли я чего-нибудь. Но сейчас в поддержке больше нуждался другой человек, не я. И мы с санитаром оба это понимали. Поэтому через мгновение он вышел, и я была ему внутренне за это признательна. Вероятно, он мне тоже.

Санитар принес мне еще гору платков. Если так и дальше пойдет, я всю медчасть без платков оставлю.