— Ладно, попробую.

Его тронула гордость в голосе дочери. Наверное, он никогда не привыкнет к тому, что в этом мире есть хоть одна душа, которая так сильно верит в него и думает о нем только хорошее.

Полицейскую машину на въезде в дом матери он заметил слишком поздно. Собаки лаяли как сумасшедшие. К гостям тут никто не привык, включая собак. Лиам хотел было развернуться и уехать, но знал, что его уже увидели.

Ваня постучала пальцем по стеклу.

— Тут полиция.

— Вижу.

— Думаешь, они ищут Габриэля?

— Сейчас узнаем.

На трясущихся ногах Лиам обошел машину и отстегнул Ваню. Она почувствовала его страх, притихла и попросила посадить ее на плечи. Худенькие ручки крепко обхватили его шею. Лиаму захотелось сбежать с ней в лес, скрыться от всего.

К горлу подступила тошнота. Переступая через порог, он думал только об одном: все кончено, пришло время расплачиваться за свои грехи. Попытка создать нормальную жизнь провалилась. Они заберут у него Ваню и отдадут другим родителям. Кто-то другой будет носить ее на плечах, заплетать косички и слушать ее смех. Кто-то, кто этого заслуживает.

Кровь бурлила в жилах. Что бы ни случилось, нельзя терять самообладания, это напугает Ваню. Он попросит маму отвести ее в другую комнату, чтобы малышка не видела, как его арестовывают. Ваня не должна знать, что он за человек на самом деле.

Мать встретила их в прихожей. От волос пахло шафраном. Обнимая их с Ваней, она шепнула:

— Он тут уже час. Но отказывается говорить, по какому поводу.

Хассан сидел на отцовском стуле и пил чай из стакана с золотым ободком — мама привезла его из Марракеша. Она поехала туда после похорон отца в запоздалой попытке обрести себя. Лиам остановился в дверях. Ваня все еще сидела у него на плечах, во все глаза уставившись на гостя.

— Вот и ты, — сказал Хассан. — Я уже и не надеялся.

— Что тебе нужно?

— Для начала хочу узнать, что это за обезьянка у тебя на плечах?

Ваня нагнулась.

— Я не обезьянка.

— Да? А кто ты тогда?

— Я — Ваня.

— Ваня? — Хассан изобразил большие глаза. — Когда я в последний раз тебя видел, ты была вот такая!

Он изобразил руками младенца.

— Ты меня знаешь?

— Тебя нет, но твоего папу — да. Когда он проказничает, я его призываю к порядку.

Хассан подмигнул Ване.

Лиам осторожно опустил дочку на пол и спросил, не хочет ли она пойти присмотреть за собаками вместе с бабушкой. Ваня наморщила носик, но вышла, послав перед этим обоим долгие взгляды.

Лиам подождал, пока входная дверь за ними захлопнется, и повернулся к полицейскому. Хороший знак, что Хассан один, подумал он. Арестовывать приехало бы несколько человек.

— Тебе есть чем гордиться, — заметил Хассан.

— Что тебе нужно?

— Присаживайся. Нам надо поговорить.

Лиам неохотно сел напротив, не снимая куртки, хотя в кухне было жарко и душно. Хассан щедро насыпал в чай сахара и наградил Лиама долгим пытливым взглядом.

— Черт, выглядишь совсем другим человеком. Тебя не узнать.

— Ты за этим приехал? Прокомментировать мой внешний вид?

— Ты выглядишь хорошо. Это приятно видеть. Рад, что ты взял себя в руки.

— Я пытаюсь.

Через окно он видел Ваню и мать. Скрипнула калитка, они вошли в вольер. Их тут же окружили собаки. Скоро он тоже окажется за решеткой, и мать с Ваней будут его навещать. Ему стало больно от этой мысли.

— Я слышал, что ты устроился на работу на заправку, так? Я даже видел тебя там.

— А чего тогда спрашиваешь?

— Ниила сказал, ты работаешь в смену Лив Бьёрнлунд.

У Лиама земля поплыла из-под ног при звуке этого имени.

— Это только на время. Пока у нее все не наладится.

— Вы с Лив знали друг друга раньше?

— Иногда я покупал что-то на заправке. Виделись, но и только.

— Она что-то говорила о смерти отца?

— Только что его убили.

Хассан прихлебнул чай. На столе между ними, искрясь и переливаясь, лежал кусок горного хрусталя. Лиам знал, что мать положила его туда для защиты. Мило с ее стороны, хоть он и не верит в магические свойства камней.

— Больше ничего?

Лиама осенило: Хассана интересует не он, а Лив. Выходит, не только поселковые считали, что она виновата в смерти Видара, полиция тоже ее подозревала. Он взял кусок хрусталя и сжал в кулаке с чувством огромного облегчения.

— Она спросила, думаю ли я тоже на нее.

— Что думаешь?

— Ты знаешь. Думаю ли я, что это она убила своего отца.

— И что ты ответил?

— Что ей лучше поехать домой отдохнуть.

Хассан буравил его взглядом.

— Так ты не веришь, что она причастна к смерти отца?

Хрусталь впивался в кожу. Вот он, его шанс. Лиам знал, что сделал бы Габриэль на его месте — воспользовался бы возможностью оболгать Лив и отвести от себя подозрения. У брата не было ни стыда, ни совести. Ради спасения собственной шкуры Габриэль был готов на все.

С улицы донесся смех Вани. Лиам почувствовал, как острый край царапает кожу.

— Лив Бьёрлунд, конечно, женщина со странностями. Но она не убийца, — произнес он твердо.

Они ехали в сторону побережья. Симон сидел на пассажирском сиденье, уткнувшись в мобильный. Приехать их попросил адвокат Юслиндер, сказавший, что у него завещание Видара. Лив не знала, что отец составил завещание. Эта новость встревожила ее. Что, если даже после смерти он собирается испортить ей жизнь?

Оставив позади лес, они ехали навстречу небу и морю. Волосы у Симона отросли настолько, что он начал собирать их в хвост. В результате под ухом обнаружилась красная отметина, которую Лив раньше не видела. Она решила, что это засос, оставленный губами Фелисии. Подружка пометила его, как это делают глупые молодые люди, решившие, что они влюблены. Ребячливое желание оставить свой след на коже любимого, врезаться в его плоть, как врезается нож в древесную кору. Это не любовь, хотелось ей сказать. Но нехорошо вмешиваться. Пусть жизнь сама научит.

К тому же она была рада за Симона. Что он наконец завел девушку. Что он больше не одинокий забитый мальчик, бросающий мяч об стенку на переменах, потому что другие дети не хотят с ним играть. Мальчик, всегда садившийся впереди в автобусе, чтобы водитель мог вмешаться, если его начнут обижать. Мальчик, желавший куклу Барби и «маленького пони» в подарок на Рождество, чтобы отдать девочкам. Девочкам, которые были с ним милее, чем мальчишки. Иногда даже слишком. Они делали ему бусы. Симон прятал