Наверное, нечто подобное испытывали все жертвы Медузы. Чувствовали, как остывает их кровь. Как бешеное сердце начинает гонять по телу зыбучие пески. И ты медленно и очень болезненно покрываешься непробиваемой, алмазной чешуей. 

Всё-таки женщины – одни из самых жестоких созданий в мире.

Мы можем убивать. Резать. Колоть. Душить. Рубить. Можем завоёвывать целые государства. Свергать правителей. Ставать во главу целых империй. Но им же достаточно всего одного слова. Одного взгляда и одной улыбки, что бы сделать с тобой то, на что не способна даже целая армия.

- Не знаю… - еле слышно призналась Лана, делая это с таким выражением, словно она до смерти перепуганный ребёнок от которого пытаются добиться ответа на самый сложный вопрос в жизни: Кого ты любишь больше папу или маму? – Знаю, что чувствую то, чего чувствовать не хочу, - потупила она взгляд на лакированном столе, прижимая к груди скулящего пунша. – Не знаю, любовь это или отголоски навязчивой ностальгии по всему хорошему, что у нас было. Просто не знаю и всё. Поэтому-то и не хочу давать тебе надежд, которые, в конечном счете, могут оказаться пустыми. Но мне нравится быть с тобой, когда ты, такой как сейчас. И такой, каким был вчера, - так сильно залилась румянцем Лана, что нетронутыми остались разве что ногти и кончики волос. – В такого Эрика, я бы наверняка влюбилась без памяти.

- Спасибо за ответ, - практически не сдержал я довольной улыбки, отворачиваясь к иллюминатору. – А теперь пристегнись. Скоро мы пойдём на посадку.

- Мой водитель довезёт тебя до дома, - открыл для неё дверь, пока Майкл укладывал в багажник наши чемоданы. – Сейчас слишком поздно, что бы я мог доверить тебя какому-то незнакомцу.

- А как же ты? – поёжилась она, всё ещё удерживая между нами дистанцию, хотя мысль о том, что под её светлой рубашкой, притаилось принятое кольцо, сжимало солнечное сплетение гораздо крепче, чем от удара профессионально бойца.

- Если поеду с тобой, то обязательно останусь на ночь. Так что просто поезжай и ни о чем не беспокойся, - усадив Лану в салон и проводив взглядом отъезжающее Ауди, я подошел к первому попавшемуся авто, чтобы вернуться домой и всю оставшуюся ночь подготавливать себя к поездке к Башне Свободы. На встречу с единственным человеком на всей Земле, с которым бы не согласился встречаться даже под страхом смерти.

Мысли текли тихо и неспешно. Текли и тонули в плотном дыме, уходя на самое дно звенящей тишины, когда я раз за разом изучал нескончаемые метры своей квартиры.

Сколько же сигарет я выкурил, сидя перед ночным окном один на один с бокалом разбавленного виски?

Семь? Десять? Пятнадцать?

И пусть до этого момента я и был в завязке целых три года, но сегодня мне как никогда требовалась та самая капля никотина, чтобы вырубить в себе совершенно все эмоции. Отключить их, словно опущенный рубильник и больше не поднимать его до тех пор, пока мои нервы не атрофируются до нужной степени. И я был готов тянуть эту проклятую каплю так, долго, как только потребуется.

Рингтон будильника оглушил комнату голосом Дэйва Гаана треком Еnjoy the silence (Depeche mode), заставляя меня затушить окурок о тумблер и направиться в ванную. Кожа, волосы и ногти пропахли табаком настолько сильно, что, сколько бы воды, геля и шампуня я на себя не вылил, а в носу всё равно стоял горький запах. Кажется, он даже пробрался мне под корку, смешиваясь с бесцветными мыслями.

Переодевшись в новый костюм и приготовив все необходимые документы, я спустился в гараж, выбирая самое неприметное авто. Простую черную Хонду, чтобы отцу не донесли о моём приезде, как только та заедет на подземную парковку.

Кажется, сегодня будет гроза. Всего восемь утра, а небо уже начинает напоминать нависшее над городом море.  Глубокое и темное. Пожирающее крыши высоток к которым я еду, под звуки «возмущающихся» авто и подмигивающих светофоров. И это ощущение надвигающегося шторма так отчётливо напоминало возвращение домой, что к горлу подкатил комок гвоздей и битого стекла.

Последний раз я встречался с отцом в неформальной обстановке около четырёх лет назад. Тогда, когда я покинул его компанию, поклявшись, что больше никогда в жизни в неё не вернусь.

И вот теперь, сам иду на амбразуру. Иду по собственно доброй воле в пещеру трёхголового Цербера, зная, что тот проглотит меня и даже не поморщится.

- Добрый день, чем я могу помочь? – встретила меня молоденькая секретарша, с выпирающей грудью. Заинтересованный взгляд обшарил меня с головы до ног. Задерживаясь лишь на лице и часах от Patek Philippe (подарок матери на день моего восемнадцатилетия). Вроде бы и ничего особенного, но эти краткие заминки настолько точно охарактеризовали её приоритеты, что сразу же стало понятно, кто сейчас спит с моим отцом.

- Сообщите своему начальнику, что к нему пришел Эрик Холл.

- Холл? – переспросила блондинка, проверяя то ли свой слух, то ли собственные мысли.

- Да. Эрик Холл.

- Одну минуточку, - заулыбалась секретарша, поднимая трубку. - Мистер Холл, к вам пришел Эрик Холл. Да, сэр, - кивнула слегка побледнев. – Можете войти.

Серая, стеклянная дверь поддалась настолько быстро, словно держалась не на петлях, а весела в воздухе, позволяя мне пройти в самую главную обитель всего существующего зла и жестокости этого мира.

Отец стоял напротив огромного окна, держа одну руку на поясе, пока вторая прокручивала квадратный тумблер с коньяком, без единой капли содовой. Что явно не предвещало мне ничего хорошего.

Крепкий алкоголь всегда представлял для него и успокоительное, и шокотерапию в одном лице. Он пил его для того чтобы успокоить нервы и, в тоже время, в такие моменты его внутреннему зверю, хватало всего одной неудачной искры, чтобы воспламениться до состояния термоядерной бомбы, повышенного радиуса поражения.

- Добрый день, - спокойно проговорил, всё ещё прибывая под убийственной дозой никотина.

Мой отец никогда не отличался внушительным ростом или мощным телосложением. На пол головы ниже меня, без какой-либо физической подготовки, кроме тех редких случаев, когда он мог позволить себе часик на беговой дорожки, он казался более чем безобидным. Вот только та аура безжалостной радиации, которую он излучал, каждый раз, когда выходил из себя, целиком и полностью компенсировала все его недостатки. 

- Заткнись. Я не давал тебе права говорить, - зарычал он металлическим скрипом, всё ещё смотря на погружающийся в грозу город. – Зачем пришел? Неужели наконец-то дошло, что воевать со мной решиться только последний придурок? – повернулся ко мне, смиряя откровенно презрительным взглядом.

- Хотел поговорить с тобой касательно судебного иска в отношении компании Дювайна, - сделал шаг вперёд, упираясь пальцами в отлакированный стол.

- Если только для этого, то можешь проваливать. Я не собираюсь обсуждать свои планы с сосунком, из  Голд Стоунт Картис.