глаза на поступки «вольной львицы», выдающие иногда привычки зверей других, куда более низких пород. Разве не знали клеветники, что, выйдя замуж за искусствоведа Пунина, связала Ахматова свою судьбу с человеком, который еще в 1918 году со страниц «культурной» газетенки, издаваемой Луначарским, присоветовал большевикам поставить к стенке чистейшего, мужественного гражданина России, Георгиевского кавалера Николая Гумилева – отца ее единственного сына? Сказал мне тогда Лев Николаевич: «Оставьте их, дорогой! Они не ведают, что творят. За них надо молиться». Нет, не нужны им ни Честняков, ни Гумилев. Незыблемые кумиры подобных деятелей культуры – Лиля Брик, весталка подвалов ОГПУ и НКВД, и нынешние превратившиеся в демократов прихлебатели советской номенклатуры.

Картины возрожденного из небытия костромского художника Ефима Честнякова стали необыкновенным открытием

* * *

Погружение в бездну, уготованное отечественной культуре «бархатными» революционерами горбачевско-ельцинского клана, особенно отчетливо я ощутил, работая в Советском фонде этой самой культуры. В состав более чем представительного его Президиума попал я не благодаря, а вопреки перестроечной политике. В союзном Министерстве культуры (из российского меня изгнали коммунистические «патриоты», руководимые Мелентьевым и Кочемасовым) служили чиновники, умевшие ценить людей за их труд и преданность любимому делу. Противостояли эти светлые головы министерским двурушникам, приспособленцам и расхитителям народного добра, занявшим ныне свое законное место в швыдковских ведомствах, а тогда старавшихся душить наши творческие инициативы. Эти бескорыстные покровители и порекомендовали меня в руководство культурного фонда. Да вдобавок, знакомая с моими многочисленными телепередачами Раиса Горбачева заставила на дух не переносивший меня цековский отдел культуры сменить барский гнев на показную милость и хотя бы внешне не обращаться с беспартийным «пораженцем» по принципу «жалует царь, да не милует псарь».

Пять лет всеотдайного труда в Советском фонде культуры не пропали даром. Созданная при нем Ассоциация реставраторов СССР, председателем которой меня избрали единогласно сотни делегатов учредительной конференции, в последний раз продемонстрировала, какой мощный отряд первоклассных специалистов взрастила на глазах разрушаемая держава и как нелегко будет горе-революционерам уничтожать его, борясь с истинными подвижниками благородного дела. Возглавляемый мною Клуб коллекционеров фонда объединил самых известных собирателей изобразительного искусства Москвы, Ленинграда и других городов. Десятки выставок, среди которых были, не побоюсь сказать, эпохальные, увидели жители крупнейших столиц Европы. Немало коллекционеров из нашего клуба приняло впоследствии решение передать свои собрания в государственные музеи. Особую радость испытываю я всякий раз, когда вспоминаю встречи с представителями русской культуры, вынужденными, опасаясь кровавого террора, покинуть Родину и продолжать служить ей на других берегах. Мне удалось, пользуясь их доверием и теплым к себе отношением, вернуть в Россию многие драгоценные реликвии русского изобразительного искусства. Но к радости этой невольно примешивается горечь от неосуществившихся не по моей вине замечательных проектов программы «Возвращение». Причиной этих «поражений», как ни странно, стала далекая от культуры политика, проводимая главным руководителем фонда – академиком Лихачевым, назначенным горбачевской семьей на должность «совести нации» и сыгравшим в тогдашней антигосударственной деятельности реформаторов роль второй «берлинской стены». Фаворитизм и наушничество, поощряемые Лихачевым, мешали нормальной работе многих фондовских подразделений, а поиски «красно-коричневых ведьм» среди его сотрудников вполне корреспондировались с общей полупристойной атмосферой, царившей в те дни на дворе. «Пятая колонна», предводительствуемая двумя Яковлевыми, Афанасьевым, Собчаком, Коротичем и прочими оборотнями, верой и правдой служившими большевикам и в одночасье обрядившимися в тоги коварных и лживых демократов, нашла поддержку и среди приспособленческой части фондовских функционеров. Ни принципиальный заместитель председателя Г. В. Мясников, ни умудренные гражданским и государственным опытом члены Президиума В. М. Фалин и Владыка Питирим не могли противостоять далеким от культурных деяниям «злых мальчиков», пользующихся доверием всесильного академика. Глянцевый журнал «Наше наследие», в редколлегии которого, к стыду своему, несколько лет состоял, ежегодно получал от горбачевских щедрот около миллиона фунтов стерлингов (!) на свое безбедное существование. За такие деньги в лучших отечественных типографиях можно было издавать пару десятков журналов. Однако его главный редактор, «огоньковский оборотень» г-н Енишерлов, заручившись высочайшим согласием, переводил государственные миллионы международному спекулянту и преступнику Максвеллу в Англию, чтобы ежемесячно, ценой огромных затрат, таскать двухсоттысячные тиражи из-за трех морей в Москву. Дабы не отставать от обнаглевших «новых русских» предпринимателей, нашел лишенный гражданской совести хозяин «Нашего наследия» еще одного постоянного партнера на берегах Альбиона в лице компании «Де Бирс», многие годы набивающей мошну семейки Оппенгеймеров за счет российских алмазных месторождений. Академик Лихачев довольно поглаживал красочные журнальные обложки, обедал с Максвеллом и Оппенгеймером. Когда же я с помощью своих финских друзей, крупных промышленников, издавших огромным тиражом настольные и настенные календари, уникальные постеры с шедеврами русского искусства, поспособствовав тем самым фонду заработать миллион дореформенных рублей, попросил тридцать тысяч из них на нужды Ассоциации реставраторов, то в ответ получил циничный академический пинок под зад. Столь же хладнокровно были сорваны подготовленные мною акции по возвращению в Россию художественного наследия Зинаиды Серебряковой и Михаила Вербова, не дали мне устроить в Москве выставки прекрасного художника Федора Стравинского и показ уникальной коллекции Георгия Рябова, собравшего в Америке редкие произведения русского искусства. Список прочих «подвигов» окормителя Советского фонда культуры, подкрепленный официальными документами, занимает увесистую папку в моем архиве. Заставив уйти из фонда настоящего его хозяина, Г. В. Мясникова, «совесть нации», ничтоже сумняшеся, сдал своих покровителей Горбачевых, не дожидаясь, когда Ельцин с Бурбулисом разопьют бутылку виски, украденную в кабинете первого и последнего советского президента. Вместе с Собчаком и другими регионалами поучаствует академик в составлении, мягко говоря, сомнительных документов, оболгавших наших солдат, действовавших в Грузии – это обернулось сегодня режимом бесноватого Саакашвили; постоит рядом с разрушителем Ипатьевского дома Ельциным, держа в руках поминальные свечи на панихиде по фальсифицированным немцовской командой «царским останкам», за что и удостоится благодарной памяти оболваненных потомков. Рыба, как известно, гниет с головы, а культура – с приватизировавших бразды правления ею угодных хозяевам руководителей.

* * *

Впечатления и опыт, накопленные за годы работы в Советском фонде культуры, окончательно убедили меня в том, что перестроечная кампания, лихорадочно и предательски проводимая Горбачевым вместе с шеварднадзе-яковлевским окружением – не что иное как завершающий и особо трагический этап троцкистско-ленинской политики уничтожения России и прежде всего ее духовной и культурной составляющих. Снова зачастил в Москву презираемый даже в Америке спекулянт Хаммер, обласканный партийными нашими генсеками, а вслед за ним замаячила зловещая фигура его способного ученика Сороса.

Помню, как наивный Г. В. Мясников представил несколько кандидатур для работы в фонде этого завзятого мошенника, чьи агенты, презрительно окинув взглядом Володю Крупина, меня и