— Дорогой Банатурский, — как бы невзначай Блювштейн положил перед собой красную папку с золотым вензелем, — неужели вы, человек с фантазией, поверили, что нашлись глупцы, которые вытащили вас из задымленного Старососненска, чтобы сыграть «по-мелочишке»? Передать письма нашим людям в России, открыть жалкие приемные пункты цветмета? За сотню «зеленых» наняли бы сотню добровольцев. Вас я считаю рангом повыше, не королем, конечно, но…

— А я думал, что меня пригласил на Кипр по старой дружбе господин Василаке, а оказывается…

— Ничего не оказывается, каждому свое, как сказал лучший «друг» еврейского народа Гитлер, и наши договоренности остаются в силе. Итак, скажите, вы представляете, что сейчас происходит с Россией?

— В общих чертах.

— Нынешняя лихорадка почище аляскинской. Идет очередной раздел мира, и, прежде всего, СНГ, в первую голову, России. Кто не успел, тот опоздал. — Блювштейн водрузил на переносицу пенсне и стал похож на Музыканта. Он смерил меня изучающим взглядом, словно раздумывая, доверять ли мне очередную тайну или повременить. Потом вынул из красной папки лист бумаги, протянул мне: «Прочтите вслух!»

— Пожалуйста, — согласился я, — что тут такое: «Наступила долгожданная и желанная пора для мыслящих людей, желающих многократно преумножить капитал. Инвесторы со всего мира устремились к России, к ее нефтяным запасам, к металлургическим заводам, которые совсем недавно были лучшими в мире. Они активно выделяют желудочный сок, переваривая конкурентов, региональные власти». Погодите! Что же это такое? Василаке подсовывает мне отрывок из моего интервью о промысле морского зверя в Арктике, вы, идя по пути Василаке, подсовываете мне недавнюю статью в газете «Известия». Что происходит? Кстати, за эту статью, я, будучи еще пресс-секретарем генерального директора комбината, и был уволен с работы.

— Это мы также знаем.

— Круто! Очень круто! С какой целью ваши детективы следят за моей скромной персоной?

— Еще будут вопросы? Сразу отвечать сподручней? — невозмутимо поинтересовался Блювштейн. Он встал, прошел к холодильному шкафу, достал бутылку коньяка «Олимпик», фрукты, две хрустальные рюмочки. Пока хозяин откупоривал бутылку, я подумал, что сейчас меня вовлекут еще в одну сногсшибательную авантюру. Мне показалось, что господин Блювштейн был фигурой намного крупней, чем адвокат, Миша и даже сам Василаке.

— Предлагаю пригубить по чарочке! — чуть помягчел хозяин дома. — Жара спала, и коньяк будет кстати. — Он разлил янтарную жидкость. Я не стал отказываться. Коньяк даст мне возможность обрести спокойствие, чтобы сгоряча не выкинуть новой хохмы. Напиток был божественен, он приятно обволок желудок и согрел тело.

— Вернемся к вашему вопросу, отставной пресс-секретарь, — деловито продолжил Блювштейн, бросил в рот маслинку. — Вы правы: наши аналитики тщательно отслеживают публикации, особенно в тех регионах России, где имеются наши стратегические интересы. Ваш любимый город Старососненск — один из целей, в него уже вложены крупные суммы. Чувствуете: из двухсот предприятий российской черной металлургии мы в первую очередь выбрали ваш славный комбинат — родоначальник многих мировых начинаний. А признайтесь честно: кому кроме нас — мировых чистильшиков нужны события, происходящие в России? Даже писательские союза прикрыли власти, чтобы вы не гавкали, как всегда словно овчарки из подворотен, не мешали бы деловым людям правильно делить мировой пирог.

— О! Как он был прав! Ведь советская власть чтила творческих людей, даже Сталин перед тем как подписать постановление о сталинских премиях, лично прочитывал каждую представленную книгу, а теперь… у власти находится время на фестивали, на съезды «наших» и «не наши, на обсуждение и помощь мультипликаторов, волков и зайцев, на гранты, на фунты, на премии «своим», но не находится времени, наверное, желания, чтобы возродить союз писателей, великую литературу, ах, да что об этом говорить! Об этом давно плачут в жилетку писатели старшего боевого поколения, но…Я попытался оттолкнуться от набегавших мыслей и спросил Блювштейна.

— Зачем вы сохранили мою статью?

— Случилось и счастливое совпадение, — Блювштейн воодушевился. — Старососненский комбинат скоро перейдет в наши руки, правда, руководить чисто формально будут люди с русскими фамилиями, они сами не вложили в строительство комбината ни единого цента, но кто считает сейчас мелочи, когда речь идет о многих ноликах? никто даже не заметит, подводное течение, как цунами, в океане издали оно совсем незаметно, а у берега…оно не видно глазу, а у берега вырастает в тайфун. Мы знаем — вы дано и толково пишите о черной металлургии, заработали себе имя, — Блювштейн мягко опутывал меня липкой паутиной, я пытался разорвать эти невесомые путы, но вдруг почувствовал, будто спускаюсь с улицы, освещенной солнцем, вниз, в подземелье, и никакая сила не может помочь остановиться.

— Сам не знаю почему, но очень хочу помочь вам. Ну, хотя бы в раскрытии подземных трасс под Москвой, но… сначала скажите, зачем это вам нужно? Дело опасное, ФСБ не любит, когда его щекочут. Хотя… молчу, молчу. У писателей, как и у коммерсантов, свои представления о жизни.

— Мне Миша-островитянин кое-что рассказывал, — замялся я, дивясь в душе той крепкой смычке, что, оказывается, существует в мафиозном кругу, — а нужно мне это для более детального развертывания картины путча в романе «Черный передел», который вышел из печати в сильно урезанном виде.

— Все понял, — с готовностью произнес Блювштейн, — начнем с вождя народов всего мира Сталина, — ехидно ухмыльнулся хозяин дома, — итак, тайное строительство под Москвой развернулось еще в 30-е годы. По указанию Сталина было создано трижды засекреченное управление, в котором создавались проекты тайных правительственных веток метро, автомобильных тоннелей. Со временем под Москвой вырос настоящий город.

— Слова, слова.

— Нужны факты? Пожалуйста. — Блювштейн придвинул к себе красную папку. — Еще до начала войны Сталин вынашивал идею строительства огромного стадиона под землей. Рядом с будущим спортивным объектом был возведен бункер для самого вождя с небольшим залом для выступлений и пешеходным тоннелем к трибунам. Были сооружены две автомобильные подземные дороги с односторонним движением — от бункера к Кремлю (причем въезд в тоннель был расположен непосредственно под Спасскими воротами) и в район станции метро «Сокольники» — там располагался еще один бункер Сталина.

— Я что-то слышал об этом. Вроде бы Сталин выступал на митинге 6 ноября 1941 года в метро «Маяковская».

— Абсолютно точно. А хотите знать, как это происходило? Из Ставки Верховного Главнокомандующего на Мясницкой Сталин прибыл на станцию через сеть тоннелей. Тогда многих удивило, что ни кортежа, ни сопровождения у Сталина не было. Вождь появился неожиданно для всех будто из-под земли.

— Ну и ну. И откуда только у вас взялись такие факты? Живете далеко от России, а знаете все.

— Разведка доложила точно. Скажу больше. К сталинскому бункеру в Кунцево была проложена секретная ветка метро, она проходила под веткой «Площадь Революции — Киевская». Особенно хотел бы сказать об одной из многих автодорог. Подземная трасса, что вела от Мясницкой через Кремль к даче примерно 20 метров в ширину, 16 в высоту. Проходила трасса на глубине 70 метров. Тоннель был выложен тюбингами в полтора раза большими, чем обычные тоннели. Хватит? Или продолжать? — хитровато улыбнулся Блювштейн. Ему явно доставляло удовольствие видеть полную растерянность на моем лице. — Ладно, так и быть, скажу еще о так называемом Метро-2. Секретное метро имеет еще большие размеры и соединяет между собой десятки важных объектов Москвы. Первая ветка (более 30 километров) проходит под Кремлем, бывшей резиденцией Горбачева на Ленинских горах, Академией ФСБ, Академией Генштаба, Раменками. Кстати, в этих же самых Раменках якобы построен был еще и подземный город, способный вместить до 20 тысяч человек. Опуская любопытные детали, скажу, что вторая очередь сверхсекретного метро считается самой протяженной — более 60 километров. Она идет от Кремля к правительственной резиденции Бор.