Смотрю на парня перед собой и понимаю, что злиться на него невозможно. Он такой заботливый, такой любящий. Я знаю, что у него были добрые намерения. Он просто выбрал неправильный способ.

– Джейден, – произношу я твердо и торжественно, – только впредь никогда так не делай.

– Никогда, – поспешно соглашается он. – Никогда.

Облегченно и шумно выдыхает и, опустив широкие плечи, прижимает меня к себе. В его теплых и крепких объятиях я чувствую себя в полной безопасности. Уткнувшись носом ему в шею, вдыхаю его запах, а Джейден шепчет мне на ухо:

– Я думал, что все испортил.

Затем сжимает меня еще сильнее и отпускает. Выражение его лица стало мягче. Он снимает рюкзак с плеча и неуклюже в нем роется.

– Поскольку цветов ты не любишь, – бормочет Хантер, поднимает взгляд и с улыбкой протягивает мне картонную коробочку.

Я беру ее в руки и рассматриваю.

– Что это?

– Не цветы, – смеется Джейден и кивает на подарок. – Открывай.

Я делаю, как он велит, заглядываю внутрь и хохочу на весь коридор. Там целая россыпь шоколадных батончиков «Херши». Похоже, Джейден действительно прислушивается к каждому моему слову. Он смущенно улыбается, немного стесняясь своего поступка.

– Куда лучше букета! – говорю я и – все равно уже опоздала на урок – целую Хантера в уголок рта. – Спасибо.

– Не за что, – отвечает Джейден, застегивает рюкзак, забрасывает его на плечо и глядит на наручные часы. – Похоже, сегодня опять воспользуюсь своим правом на безнаказанное опоздание. Пора идти.

– Ага, мне тоже.

Глядя мне в глаза, он поднимает руку и проводит большим пальцем по моему подбородку. И улыбается нежно, тепло и искренне.

– До встречи, Кенз, – говорит Хантер, отворачивается и уходит по коридору мимо других опоздавших школьников.

Со счастливой ухмылкой снова открываю свой шкафчик и складываю туда коробочку. Джейден действительно необыкновенно милый. Привлекательный, сильный и обаятельный. Идеальное сочетание качеств.

– Кензи, – раздается чей-то шепот, и я тут же узнаю голос Холдена.

Повернув голову направо, вижу, как он неслышно идет ко мне. Последние несколько дней мы общались довольно дружелюбно, и он ни разу не заводил речь о Джейдене. Однако, видимо, это было лишь временное затишье. Проводив Хантера холодным взглядом, он смотрит на меня.

– Что это было?

– Холден, я опаздываю, – устало сопротивляюсь я.

Ответ и так ему известен: я общалась с Джейденом, обнималась с ним и поцеловала его, потому что он мне нравится. Я ведь уже говорила. Его удивление совершенно неоправданно, и я не готова обсуждать это снова.

– Мне пора на испанский. У тебя, кстати, тоже сейчас урок.

– Скажи мне только одно, Кензи, – выпаливает Холден и хватает меня за локоть, не давая мне пройти.

Он глядит на меня темными глазами со странным и незнакомым выражением. Не могу распознать, что оно значит. Наконец, он тихо спрашивает:

– У вас с Джейденом Хантером все серьезно?

Я освобождаю свой локоть, захлопываю шкафчик, и грохот эхом разносится по всему коридору.

– Да, Холден, – уверенно отвечаю я, глядя ему в глаза. – Серьезно.

Его лицо искажается, словно он вот-вот разрыдается от ужаса, глаза прищуриваются, и он хмурится еще сильнее. Опустив взгляд, Холден медленно качает головой.

– Ох, Кензи, – шепчет он еле слышно. – Если бы ты знала, как я хотел услышать иное.

Я валяюсь на полу в гостиной. Лежу на животе и бездумно таращусь в учебник по статистике, делая домашку, накопившуюся за прошлую неделю. Правда, внимание мое рассеяно из-за включенного телевизора и потому что я периодически поглядываю на маму.

Она неподвижно сидит на диване, кусает нижнюю губу, пытаясь сосредоточиться на серии «Скандала». Ясно, что думает она совсем не о сериале, и не надо быть гением, чтобы догадаться, о чем именно. С того момента, как она объявила, что завязывает с алкоголем, прошло меньше суток, а она уже выглядит потерянной и неуверенной. По глазам видно. Ей не по себе.

Опустив ручку в тетрадный разворот, поднимаюсь на локтях, смотрю на маму и тихонько спрашиваю:

– О чем думаешь?

Она переводит на меня глаза. Судя по безучастному взгляду, в ее душе идет борьба. Это ясно и по выражению ее лица, и по тому, как она хмурится.

– О разном, – отвечает она.

Сцепляет и расцепляет пальцы, и снова, и снова… Ее движения суетливы, потому что сознание беспокойно. А вина, чтобы его заглушить, вина.

– Может, придумать тебе новое хобби? – вдохновленно улыбаюсь я, переворачиваюсь и сажусь на полу, скрестив ноги и прислонившись к дивану.

Итак, какие могут быть варианты? Выдаю первое, что пришло на ум:

– Вязание? Скрапбукинг? Рисование? Ты же в колледже была творческой, да? Не хочешь заняться рукоделием?

Сдержанная улыбка на маминых губах плохо скрывает подавленность и тоску, и я поспешно добавляю:

– Или, если хочешь, сделай мою домашку.

Она смеется и расслабленно откидывается на спинку дивана.

– Хорошая попытка, – бормочет она.

Вздохнув, отодвигаю тетрадь в сторону и поднимаюсь на ноги. Мама справится, ей просто нужно отвлекаться. А то она с ума сойдет. Я иду на кухню, распахиваю шкафчики и роюсь в поисках бумаги. Уже начало десятого вечера, но время тянется ужасно долго. Могу представить, каково маме – для нее так еще дольше, наверное. Ей определенно надо чем-то заняться. Достаю несколько потрепанных листов, пару карандашей, закрываю шкафчик и возвращаюсь в гостиную.

– Нарисуй что-нибудь.

Выкладываю перед мамой на диван бумагу и карандаши и подбадривающе киваю. Не вполне уверена, чего именно я добиваюсь. Опираюсь ладонями на подлокотник и заглядываю ей в глаза.

– Дело-то вообще не в алкоголе, – медленно и осторожно произношу я. – Дело в Грейс. В принятии ситуации. И если ты не уверена, что справишься, может, стоит поговорить с кем-то? Не со мной и папой, а с кем-то другим? Только сначала надо побороть привычку, так что, будь добра, нарисуй что-нибудь.

Глядя на листы, мама хмурится, берет карандаш и поднимает взгляд на меня.

– С каких пор ты так поумнела?

– Вся в мать, – улыбаюсь я.

В следующее мгновение раздается звонок в дверь, и трель эхом разносится по всему дому. А следом еще несколько раз стучат. Мы с мамой переглядываемся. Ни она, ни я гостей не ждем.

– Я открою, – говорю я, поднимаюсь с дивана и, оставив маму за рисованием, иду к входной двери.

Снаружи темно, и через дверное стекло невозможно рассмотреть, кто стоит на крыльце. Отпираю дверь и приоткрываю ее на пару дюймов. На всякий случай. И лишь потом выглядываю.