— Ты не понимаешь… — начала было Лиззи, но Габриэль резко встряхнул ее, вынудив замолчать.

— Нет, это ты не понимаешь. Тебе что, неясно, какую сцену ты там наблюдала? И это еще весьма безобидное для Чилтонов развлечение.

— С чего вдруг такая забота? Я же просто…

— Бесцветное ничтожество, — подсказал он.

— Благодарю.

— Всегда пожалуйста.

Лиззи смотрела на Габриэля испепеляющим взором, однако понимала, что вырваться от него сейчас нет никакой возможности. Заря разгоралась все ярче. Свежий весенний ветерок подхватил прядь ее волос и швырнул ей на лицо. Габриэль как завороженный смотрел на этот рыжевато-золотистый локон.

— Ты моя погибель, Лиззи, — заметил он со вздохом.

— Рада это слышать. — Рванувшись прочь, она направилась к Хернвуд-мейнору, все еще надеясь в душе, что Габриэль оставит ее в покое.

Само собой, этого не произошло, что, впрочем, тоже было неплохо. Сколько бы Габриэль пи настаивал на том, что Джейн находится на конюшне в полной безопасности, Лиззи не разделяла его уверенности. С одной стороны, ей страшно хотелось найти Джейн живой и здоровой, с другой, она отдала бы все на свете, чтобы доказать Габриэлю, что он не прав.

Они добрались до опушки Хернвудского леса, когда он вновь заговорил. Только сейчас Лиззи поняла, что все это время он шел за ней по пятам: двигался Габриэль бесшумно, так что легко было подумать, будто он остался далеко позади. Она лишь ускорила шаг, но он схватил ее за руку и развернул к себе лицом.

— Мне уже смертельно надоело, что ты хватаешь меня за руки, — мрачно сказала она.

Солнце уже показалось над верхушками деревьев, и Лиззи отчетливо видела лицо Габриэля. Только сейчас она разглядела, что для этого вечера он постарался принарядиться: на нем был костюм черного шелка, а волосы он небрежно зачесал назад. Он даже не забыл про перстень: было странно видеть крупный изумруд на его сильной загорелой руке. Подбородок его уже покрылся щетиной, глаза смотрели мрачно и недовольно. Этот Габриэль не был похож на Темного Рыцаря, владыку лесов, — куда больше он напоминал властелина ее сердца. Лиззи трудно было устоять против этих чар, но стоило ей вспомнить его уничижительные слова, как в душе ее вновь вскипело негодование.

— Как ты меня нашла? — повторил он свой вопрос. — Только не говори, что сама догадалась, — я тебе все равно не поверю.

— Вряд ли ты поверишь, даже если я открою тебе правду, — пожала она плечами. — Так вот, мне сказали.

— И кто же, позволь узнать? Или предоставишь мне догадываться самому? — Сказано это было капризным тоном ребенка, которому не дали поспать… что, в принципе, было недалеко от истины.

— Призраки, — ответила она наконец. — Кто еще это мог быть?

— Это невозможно. — Во взгляде его читалась растерянность.

— Хочешь сказать, что не веришь в призраков? Если не ошибаюсь, именно ты пугал меня ими.

Габриэль по-прежнему держал ее за руку. Лиззи сказала себе, что должна освободиться, но не пошевельнулась, чтобы сделать это. По правде говоря, ей нравилось ощущать его прикосновение. С одной стороны, это злило ее, но с другой — было волнующе приятным. До тех пор, пока он сжимал ее ладонь, их связывало нечто большее, чем простое прикосновение, — это одновременно раздражало и искушало.

Габриэль вглядывался в ее лицо, как если бы пытаясь прочесть там правду.

— Ты же говорила мне, что не веришь в призраков, — сказал он наконец.

Габриэль рассеянно поглаживал пальцем нежную кожу ее руки, и это неосознанное движение дарило ей массу волнующих ощущений. Неудивительно, что она так и не вырвала руку, — просто не могла.

— Брат Септимус и брат Павел убедили меня в том, что я не права, — заметила она ровным тоном.

Он растерянно покачал головой:

— Прежде они не показывались чужим. Как тебе удалось их увидеть?

— Да еще и поговорить с ними, — напомнила Лиззи. — Они укрылись в твоей башне. Может быть, если бы башню посещало с визитами больше людей, они появлялись бы чаще. Вполне возможно, они беседуют с тобой только потому, что не знают, куда еще девать время.

— Что ты искала в башне?

— Тебя, разумеется. Я думала, Джейн похитили. Я, кстати, до сих пор не уверена, что с ней все в порядке. И чем дольше мы тут с тобой препираемся, тем меньше у нас шансов найти ее невредимой.

Но Габриэль словно бы не слышал ее.

— Они с тобой говорили, — с недоверием повторил он.

— Очевидно, что твои призраки не считают меня бесцветным ничтожеством. — Вспомнив о недавней обиде, Лиззи решительно вырвала свою руку. — Я не собираюсь стоять здесь весь день. Если не веришь, отправляйся к своим призракам и спроси их сам Я иду искать Джейн.

Развернувшись, она зашагала в сторону дома, в полной уверенности в том, что Габриэль идет следом.

* * *

Джейн снилось, что Питер любит ее. Она часто видела этот сон, однако от этого он не становился менее приятным, и она изо всех сил цеплялась за него, стараясь как можно лучше отгородиться от внешнего мира. Питер был рядом — она слышала его глубокий, рокочущий голос. И ей хотелось только одного: остаться в этом уютном, безопасном месте, где Питер любил ее и где с ней не могло произойти ничего плохого.

Она слышала ровное биение его сердца, ощущала тепло его объятий. Голова ее поднималась и опускалась в такт его дыханию, и все вокруг купалось в золотистом сиянии. Джейн чувствовала, как Питер с нежностью поглаживает ее по голове, и внезапно до нее дошло, что это вовсе не сон. Она была на конюшне с Питером, и тот держал ее в своих объятиях.

Джейн медленно, с неохотой подняла голову. Питер улыбнулся ей такой скупой и такой невероятно чувственной улыбкой.

— Ты застала меня врасплох, — шепнул он. — Ты всегда спишь так крепко?

Голова ее по-прежнему была прижата к его груди.

— Да, — ответила она приглушенным голосом. — А еще я похрапываю.

— Не беда, — ответил он, глядя ей прямо в глаза. Прежде чем Джейн успела что-то сказать, он кивнул в сторону стойла: — Не хочешь взглянуть на жеребенка?

По идее, она должна была сорваться с места, но Джейн вместо этого замерла.

— Малыш уже родился?

— Это девочка. Она уже встала и сосет мать.

— А как Пенелопа? — Джейн боялась взглянуть в ту сторону.

— Лучше не бывает. Я ведь обещал тебе, что все будет в порядке.

Только тут она повернулась. В предутреннем свете отчетливо были видны лошадь и жеребенок, мирно сосавший мать. Пенелопа подняла голову и взглянула на Джейн, словно спрашивая: из-за чего такой переполох? Затем она вновь принялась облизывать жеребенка, как и подобает любящей матери.

Питер разжал объятия, так что Джейн могла свободно подняться, однако она не спешила встать.