или изнасилование пастушки аристократом (см. Главу 5), – указывают на то, что пастушки вступали в связь и с мужчинами своего социального класса: во многих пастурелях они призывают своих любовников спасти их.

«Кентерберийские рассказы» Чосера снова предоставляют нам пример, который может иллюстрировать отношение к сексу у крестьян. В «Рассказе мажордома» мельник обманул двух студентов, которые привезли ему зерно на помол. Чтобы отомстить, когда они оставались у мельника на ночлег, один из них провел ночь с его женой, а другой – с дочерью. В итоге они побили мельника. Из этой истории мы можем сделать несколько выводов. Согласие женщин здесь не имеет никакого значения; им вполне понравилась ночь со студентами, и Чосер не обращает никакого внимания на то, хотели ли они этого вообще изначально. Это очевидно не отражает реальное отношение к сексу женщин, не принадлежащих к элите, но скорее указывает на то, что на согласие женщин никто не обращает внимания, поскольку их считали пассивными партнершами.

Но история также указывает на то, что секс с дочерью и женой мельника – не такая большая трагедия. Студенты не пытаются опозорить мельника, они только берут компенсацию за то, что мельник у них украл; они возмещают убытки в каком-то смысле собственностью мельника.

Так гордый мельник натерпелся зол:Не получил он платы за помол,А заплатил за эль, и хлеб, и гуся,И, в глубине души пред всеми труся,Не стал вести он счета тумакам,Не стал и взыскивать за горший срам:Позор жены и дочери бесчестьеОн утаил, не думая о мести.И с этих пор он тих и смирен был.Не жди добра, кто злое сотворил[149].

Здесь не изображается, что женщины что-то потеряли – девственность или супружескую верность. Разумеется, эта история была написана придворным поэтом в шутку и не отражает то, как эта ситуация отразилась бы на настоящем крестьянском доме. Однако она говорит нам о том, что не все средневековое общество купилось на идею о том, что нет ничего важнее женского целомудрия; для высших слоев общества целомудрие крестьянок или ремесленниц в целом не имело никакого значения. И то же самое было в особенности верным в отношении женщин самого нижнего социального класса – рабынь (которые здесь обсуждаются в контексте насилия и принуждения). Рабство было широко распространено в средневековой Европе, как в христианском, так и в мусульманском обществах, и около 80 % рабов составляли женщины. Цены на более привлекательных женщин были значительно выше, и вполне вероятно, что многих из них покупали для секса. Сексуальные услуги могли требовать и от тех женщин, которые не были куплены с такой целью. Согласно мусульманским законам, мужчинам было разрешено вступать в отношения с женщинами, которыми они владели; в христианских сообществах штрафы за секс с чужой рабыней указывают на то, что половые отношения со своей рабыней возможны и без наказания. Рабыни не только были беззащитны перед своим владельцем, его семьей и друзьями: они также были в опасности потому, что именно они редко выходили по делам за пределы дома.

Женщины-рабыни, которых выделяли их правовой статус и этническая принадлежность, были востребованы в том числе из-за ограничений, которые накладывались на женщин из рабовладельческих классов. В семьях среднего и высшего социальных классов женское целомудрие могло иметь крайне большое значение. В Южной Европе оно могло быть гарантом чести ее семьи в намного большей степени, нежели в Англии и Северной Франции, и традиционно лишение женщины девственности требовало мести, которая могла быть заменена приговором суда. Типичный пример из Венеции 1345 года: Филиппо ди Винцоно обвинен в том, что он соблазнил дочь Гвидоно Франо и «имел с ней сношения несколько раз и с большим ущербом и лишениями для означенного мастера Гвидоно»[150]. В Париже конца XV века одним из самых серьезных обвинений, которые попадали в суд архидьякона, было обвинение в дефлорации, и свидетельства для рассмотрения в таких случаях требовались самые детальные. В таких судебных протоколах не упоминается честь, но затрагивается более прозаический вопрос приданого. Иногда женщина, которая утверждала, что ее лишили девственности, желала брака с этим мужчиной. Иногда он уже был женат или был священником; в таких случаях она требовала от него приданого, чтобы она могла выйти замуж за кого-то другого. Считалось, что если она не девственна, это снижало ее шансы на брак. Мужчина в таких случаях часто утверждал, что она потеряла девственность еще до него, и доказывал это либо ссылаясь ее репутацию, либо приводя показания мужчин, которые утверждали, что занимались с ней сексом еще до него.

Конкубинат и квази-брак

Внебрачный секс не всегда приводил к заключению брака – например, брак не заключали с женщинами, которых в Средние века звали конкубинами. В раннее Средневековье, как мы увидели в Главе 3, конкубинат представлял собой квази-брак. В период высокого и позднего Средневековья это понятие могло означать разные вещи: «конкубина» могло значить просто «женщина, с которой данный мужчина спит», и в этом случае конкубина неженатого мужчины может быть его потенциальной супругой. Однако если оба партнера не состоят в браке, это совершенно не значит, что они планируют пожениться, особенно если у них совершенно разный социальный статус.

Конкубина также может быть рабыней, статус которой ниже, чем у жены, но тем не менее она связана с хозяином в сущности перманентными отношениями. Согласно мусульманским законам, рабыня, которая родила хозяину ребенка, должна быть освобождена. Даже несвободная женщина в такой ситуации могла наслаждаться довольно высоким статусом. В основном женатые мужчины, которые держали в домах конкубин, были либо мусульманами, либо евреями в регионах, подконтрольных мусульманам. Однако долгосрочные отношения с рабынями встречались и у христиан. У торговца Франческо Датини из Прато родился от рабыни сын, пока он жил в другой стране как представитель своего торгового дома. Когда Датини вернулся в Прато, он послал за мальчиком, и его жена вырастила его; рабыню же выдали замуж за кого-то другого. Разумеется, никогда нельзя понять, какие отношения могли связывать такого торговца с рабыней; их неравенство подразумевает, что они не могли быть в полной мере добровольными.

Конкубина также могла быть свободной женщиной, которая вступила в сексуальные отношения с женатым мужчиной: в более поздние эпохи ее бы назвали любовницей. Иногда это были долгие отношения, в которых женщина рожала несколько детей. Пожалуй, наиболее известен случай Екатерины Суинфорд, которая в конечном счете стала третьей женой Джона Гонта, влиятельного сына Эдуарда III, дяди Ричарда II и отца Генриха IV. В их отношениях еще при жизни его второй жены родилось четверо детей, которые впоследствии были признаны патентной грамотой Ричарда II (согласно английскому общему праву, в отличие от церковного права, дети не признаются законнорожденными автоматически после брака