Чего у мисс Прайс было не отнять, так это умения слушать, особенно в том случае, если предмет разговора касался таинственных событий или необъяснимых явлений. Вот и теперь она придвинулась к Оливии почти вплотную и молча, чуть приоткрыв губы, будто ребёнок, увлечённый сказкой, сверлила её внимательным взглядом.

Воодушевлённая интересом к её злоключениям, Оливия продолжила:

– Дети Бернадетты играли с куклой! И вы просто не представляете себе, насколько она ужасна!

– Что может быть ужасного в кукле? – усомнился Филипп.

– А то, что я уверена – именно с помощью этой куклы убийца отправил леди Элспет на тот свет! Она большая, почти с меня ростом, и сделана из простыней, песочных грелок и верёвок, а вместо волос у неё мотки шерсти! У куклы нет глаз, только рот, грубо нарисованный красной краской. Когда я заглянула в двери конюшни, мальчишки как раз раскачивались вместе с ней, и мне показалось, что на меня стремительно надвигается призрак в развевающихся одеждах. При свете дня это было не особенно ужасно, скорее неожиданно, но если леди Элспет увидела такую же картину в часовне, и если у неё было больное сердце…

– Про сердце ты не можешь знать наверняка, – вмешался Филипп.

– Не могу, – покладисто согласилась Оливия, – но это можно легко узнать у семейного врача Понглтонов.

– Какой-то странный способ убийства, ты не находишь? А если у неё не случилось бы сердечного приступа, и она просто выбежала бы из часовни? Ни один нормальный убийца не будет так рисковать, – покачал головой Филипп.

– Может, в этом случае он надеялся обратить всё в шутку? – предположила мисс Прайс с сомнением.

Оливия и сама понимала, какой шаткой выглядит эта теория, но в памяти отпечатался тот ледяной ужас, который охватил её, когда она увидела надвигающийся на неё безглазый призрак с алым бесформенным провалом на месте рта.

– В конце концов, ты после такого потрясения вполне себе жива и здорова, – Филипп по-прежнему не желал верить в важность её открытия.

– Вы просто не видели её воочию, – начала горячиться Оливия. – Да, при ближайшем рассмотрении она не столько пугающа, сколько нелепа. Чем-то напоминает оживший детский рисунок. Голова набита песком и перевязана верёвкой, как у висельника, длинные мотки шерсти пришиты к ней грубыми стёжками, отчего кукла выглядит полулысой. Дети сказали, что она была спрятана в соломе. Ума не приложу, почему убийца не избавился от неё сразу же после гибели леди Элспет.

– Это не так-то просто сделать, – заметила мисс Прайс. – Не мог же он сжечь её в камине на глазах у всех. Или таскать под мышкой, пока не представится удобный случай избавиться от неё. И мне кажется, что я начинаю понимать, почему кукла показалась Оливии такой пугающей, – медленно произнесла она, а потом встала так, чтобы солнце не светило ей в лицо и прикрыла глаза: – Здесь и правда требуется воображение. Вот открывается дверь часовни… Тихо, без единого скрипа… Леди Элспет входит, делает шаг, другой… И вдруг из полумрака к ней устремляется Нечто… Белая фигура с развевающимися волосами. Она надвигается прямо на неё, не оставляя путей к отступлению, и откуда-то раздаётся потусторонний смех. Ледяной холод пронизывает все её члены, а фигура меж тем становится всё ближе, ближе… И тогда сердце её не выдерживает напряжения, – мисс Прайс схватилась за грудь и зашаталась, – и леди Элспет падает замертво, – тут она выдержала паузу, открыла глаза и произнесла вполне будничным тоном: – Два года назад, когда мы ставили сценку из Шекспира, малышки-Блоссом – у них синхронный степ и несколько лирических песенок, – соорудили что-то подобное. Правда, вместо мотков шерсти у нашего призрака был настоящий парик. Но вышло на удивление убедительно. Из зала даже слышались вскрики, а одна немолодая леди дважды упала в обморок, после чего нам пришлось убрать номер из репертуара, чтобы не распугать зрителей.

– Ну не знаю, не знаю, – протянул Филипп, – всё это как-то слишком театрально. Просто комическая оперетка Гильберта и Салливана. Всё-таки речь идёт об убийстве. Олив, у тебя уже есть подозрения насчёт того, кто мог это провернуть? – спросил он, нахмурившись, точно инспектор полиции, всякого повидавший за годы службы.

Оливия пожала плечами. Лодыжка болела, и наступивший вечер не принёс облегчения – зной в отсутствие ветра, казалось, наоборот, усилился. Ощущая, как тонкий муслин рубашки липнет к спине, она попыталась рассуждать логично:

– Первый, кто приходит на ум – Джордж.

– Согласен на все сто, – с жаром поддержал её брат. – Джордж Понглтон на редкость неприятный тип. Вы и не представляете, какие мерзкие планы он вынашивает. Когда он рассказывал мне о дружбе с нацистами, его буквально распирало от гордости. Для такого типа нет ничего святого. Если он хочет раскрыть немцам объятия после того кошмара, что они творили в Великую войну, то убийство для него сущая ерунда. Брата он ненавидит, всех остальных презирает. Если вдуматься, то такой дьявольский замысел, как испугать леди Элспет до смерти в старой часовне самодельной куклой – это вполне в его духе.

– Не сказала бы, – покачала головой Оливия. – Тут нужна какая-никакая изобретательность, а Джордж, на мой взгляд, чересчур прямолинеен. Скорее, такая выходка в духе Виктории.

– У меня от неё мурашки по коже, – обхватила себя руками мисс Прайс и нарочито вздрогнула. – Жуткая женщина. И всё время сверлит меня взглядом, словно дырку мне во лбу хочет проглядеть. Я ещё никогда так не нервничала перед публикой, даже когда нам достался в качестве зала самолётный ангар, а зрителями были увечные ветераны Великой войны. Вообразите, за весь вечер ни единого хлопка! И в довершение ко всему у нашего тенора пропал голос, а фокусник забыл свой реквизит в Ливерпуле! Мы все тогда…

Позади Филиппа с сухим треском отломилась ветка от старого тиса, и все вздрогнули от неожиданности. Пройдя немного вперёд, Филипп вгляделся в смешение серых теней, которые заполнили аллею, но никого не заметил. Тем не менее продолжить беседу он предпочёл полушёпотом:

– А почему мы всё время забываем про Седрика? Ведь он тоже мог соорудить эту кошмарную – только с твоих слов, Олив! – куклу.

– У него недостаточный мотив для убийства леди Элспет. Так же, как и у Присциллы. Поместье со всеми прилегающими землями наследуется как майорат и переходит к старшему сыну. При этом без капитала Мэдлингтон скорее обуза, чем желанное наследство. А вот кто получает деньги – пока остаётся загадкой. Даже я не знаю, какое решение приняла леди Элспет. С равным успехом это может быть и Джордж, и Седрик, и даже местный детский приют.

– А Оскар Финч? Может так получиться, что капитал получит он? – спросил Филипп. – Насколько я понял, леди Элспет была не сильно привязана к сыновьям, а с Финчем её связывает осуждаемая всеми дружба.

– Может, – кивнула Оливия. – От леди Элспет можно ожидать чего угодно. В этом случае, конечно, разразится грандиозный скандал, но Финч не выглядит человеком, решимость которого это может поколебать.

Имоджен Прайс залилась добродушным смехом и всплеснула руками: