– Черная коза! Черная коза! – визжала одержимая.

– Да, да, дух, черная как ночь. – И в сторону: – Держите ее позади себя, чтобы дух не видел, что у нее белое пятно на крестце и еще одно на брюхе… Погоди чуть-чуть, дух! Вспорите ей горло! Где чаша?

– Коза! Коза! Коза! Дайте мне кровь черной козы! Я должна испить ее, должна испить! О! О! О! Дайте мне крови козы!

Испуганный крик возвестил, что коза принесена в жертву, и в следующий миг женщина поднесла одержимой, которая бесновалась все яростней, полную чашу крови; та схватила ее, залпом осушила и сразу же успокоилась, словно бы и не было истерического припадка, буйства или каких-либо других проявлений одержимости. Одержимая вытянула руки, слегка улыбнулась и спокойно примкнула к танцорам, которые так двумя шеренгами и удалились; пространство между нами и костром опустело.

Я думал, что на том развлекательная программа окончилась, и, так как мне было не по себе, хотел уже спросить у Нее позволения уйти вместе со своими спутниками, но тут к костру припрыгало странное существо, которое я принял было за бабуина, с противоположной же стороны подошел лев – вернее, человек в львиной шкуре. К ним присоединились другие ряженые: козел, буйвол с нелепо болтающимися рогами, антилопы бубал, импала, куду, несколько коз и еще много животных, среди них девушка в сверкающей чешуе удава с длинным, волочившимся по земле хвостом. Как только все звери собрались вместе, они принялись плясать, совершая неуклюжие, неестественные телодвижения и подражая крикам соответствующих животных; воздух огласился ревом, блеянием и змеиным шипом. В конце концов эта пантомима мне наскучила, и я попросил у Айши разрешения осмотреть человеческие факелы, и, поскольку Она не возражала, мы направились налево. Мы осмотрели несколько пылающих тел, испытывая глубокое отвращение к этому гротескному зловещему зрелищу, и собирались уже вернуться, когда наше внимание привлекла танцорка в леопардовой шкуре, которая выплясывала с особой живостью; она отделилась от группы других зверей и, продолжая плясать, постепенно углублялась в темное пространство между двумя факелами, недалеко от нас. Подталкиваемые любопытством, мы направились к ней; едва оказавшись в темноте, танцорка выпрямилась и шепнула: «Идите за мной», – голос принадлежал Устане. Не советуясь со мной, Лео повернулся и последовал за ней в густую тень; хотя меня и обуревали недобрые предчувствия, мне не оставалось ничего, кроме как поплестись вслед за ними. «Леопард» крадучись сделал шагов пятьдесят и остановился там, куда уже не достигал свет костра и факелов, поджидая нас с Лео.

– О мой господин, – прошептала она, – наконец-то я отыскала тебя! Послушай! Моя жизнь в смертельной опасности: случись что, Та-чье-слово-закон не пощадит меня. Бабуин, конечно, рассказал тебе, как Она прогнала меня? Я люблю тебя, мой господин, и по обычаю нашей страны ты мой. Ведь я спасла тебе жизнь! Неужели же ты отречешься от меня, мой Лев?!

– Ни за что, – воскликнул Лео. – А я-то все удивлялся, куда ты подевалась. Пойдем и объясним все царице.

– Нет-нет, Она убьет нас. Ты не знаешь, как велико ее могущество – Бабуин знает, он видел. У нас только один выход: если ты хочешь быть со мной, убежим через болота, прямо сейчас – только так мы можем спастись.

– Лео, умоляю тебя, – начал я, но Устане перебила меня.

– Не слушай его. Нельзя терять времени, ни мгновения, ибо смерть витает даже в воздухе, которым мы дышим. Может быть, Она слушает нас даже и сейчас. – И в подкрепление своих доводов, не говоря больше ни слова, Устане бросилась к нему в объятия. Леопардовая шкура соскользнула у нее с головы, и в звездном свете засветились три белые отметины в волосах.

Положение было чревато опасностью, я хотел было снова вмешаться, ибо знал, что под действием женских чар Лео быстро теряет голову, но тут вдруг – о ужас! – я услышал за спиной серебристый смех. Обернувшись, я увидел Ее, Биллали и двух глухонемых прислужников. Я отчаянно глотнул воздух и чуть не упал наземь, так как у меня были все основания предполагать, что дело кончится ужасающей трагедией и первой жертвой паду именно я. Устане вырвалась из объятий Лео и прикрыла глаза, сам же Лео, не сознавая всего ужаса нашего положения, стоял с глуповато-смущенным видом, свойственным мужчинам, оказавшимся в подобной щекотливой ситуации.

Наступило мучительно неловкое молчание. Первой заговорила Айша: слова ее были обращены к Лео.

– О, мой повелитель и гость, – произнесла Она ласковым тоном, в котором слышались, однако, стальные нотки, – почему ты так смутился? Леопард и Лев – что может быть прекраснее этого зрелища?

– Проклятье! – выругался Лео по-английски.

– Я не заметила бы тебя, Устане, – продолжала Она, – если бы свет не упал на твою седину. – Она показала на яркий край луны, которая только-только выплывала из-за окоема. – Танец уже кончился, факелы сгорели дотла: все в мире завершается прахом и безмолвием. Стало быть, Устане, моя рабыня, ты решила, что это самое подходящее время для любви, а мне даже и в голову не приходило, что ты можешь меня ослушаться, я была уверена, что ты далеко отсюда.

– Не играй со мной, – взмолилась несчастная девушка. – Убей меня сразу, только не мучай.

– Нет-нет, хорошо ли переходить так быстро от жарких объятий любви к холодным объятиям могилы?

Она сделала знак прислужникам, и те схватили девушку за обе руки. С громким ругательством Лео бросился на ближайшего из них и повалил наземь. Он стоял над поверженным с каменным лицом и сжатыми кулаками.

Айша снова засмеялась.

– Превосходный бросок, мой гость; для человека, который еще недавно болел, ты очень силен. Но я прошу тебя, из уважения ко мне, пощадить моего слугу. Он не причинит никакого вреда девушке, становится холодно, и я хочу, чтобы ее отвели в мои покои. Та, которой ты благоволишь, может надеяться и на мое благоволение.

Я схватил Лео за руку и оттащил его от простертого на земле глухонемого: Лео был в явной растерянности и не сопротивлялся. Мы все направились по плато к пещере; к этому времени танцоры уже исчезли, и только груда человеческого пепла осталась от костра, который освещал недавнее действо.

Мы скоро достигли будуара Айши – мне показалось даже, что слишком скоро, ибо мое сердце давили тяжелые предчувствия.

Айша уселась на подушки, отпустила Джоба и Биллали, велела прислужникам проверить, в порядке ли светильники, и уйти, оставив при себе только любимую личную прислужницу. Мы все трое продолжали стоять, несчастная Устане – слева, чуть в стороне.

– Ну а теперь, о Холли, – начала Айша, – объясни мне, как ты, в чьем присутствии я повелела этой ослушнице, – Она указала на Устане, – уйти отсюда, ты, по чьей мольбе я сохранила ей жизнь, участвовал в том, что я видела; как это случилось – я спрашиваю. Отвечай и, ради своего же блага, говори только правду, ибо я не потерплю ни малейшей лжи!