Художники, экзотичные звери и обещание построить новые здания пробудили в Корсоли дух праздника. Каждый день приносил с собой какой-нибудь новый сюрприз, и поэтому, когда Томмазо, возбужденно махая рукой, подошел к моей двери со словами: «Пойдем скорее, ты должен это видеть!», — я накинул поверх шелковой рубашки плащ, нахлобучил новую шляпу, поскольку на улице шел дождь, и последовал за ним из дворца.

— Он был в обеих Индиях! — с придыханием заявил Томмазо, пока мы почти бежали на площадь дель Ведура, — и видел людей с тремя головами!

День выдался пасмурный, ветер рассеивал в воздухе капли дождя. На площади дель Ведура стояла целая толпа слуг. Протолкнувшись вперед, я заметил в центре ее высокого худощавого человека с длинными седыми волосами, закрывающими правую сторону лица. Левую, открытую взору, коричневую от загара и выдубленную ветрами, избороздили глубокие морщины. На нем были грязные лохмотья, старые ботинки, а на шее — уйма амулетов. От него так воняло, что мне шибануло в нос, несмотря на то что я стоял от него на почтительном расстоянии.

Он сунул длинные костлявые пальцы в мешок, висевший на поясе, и вытащил какой-то темный корень. Поднял его — и оборванный рукав скользнул вниз, открыв тощую, но мускулистую руку. Незнакомец запрокинул лицо навстречу дождю и хриплым голосом выкрикнул несколько непонятных слов. Потом открыл глаза и, окинув нас взором, сказал:

— Тот, кто положит этот корень под подушку, поймает удачу так же верно, как лиса ловит зайца.

Подойдя к полуслепой прачке, он положил корень ей в ладонь, накрыл ее рукой и что-то прошептал ей на ухо. Она вцепилась в него с воплями:

— Mille grazie, mille grazie!

— Дай мне тоже! — крикнул Томмазо.

Не обращая внимания на дождь, ливший как из ведра, маг подошел к нам, положил руку на лоб Томмазо и заявил:

— Для тебя у меня есть средство посильнее.

Он вытащил из-под рубашки голубку.

— Подари ее своему герцогу, а он даст тебе взамен долгую жизнь, потому что эта голубка — дальний потомок того голубя, что принес Ною оливковую ветвь.

Томмазо рассыпался в благодарностях и пообещал накормить мага, а также представить его Федерико.

— Я отведу тебя к нему прямо сейчас! — с жаром заявил он.

Маг улыбнулся, мигом собрал свои амулеты и зелья и зашагал по Лестнице Плача.

Я покачал головой, почувствовав, как внутри у меня разливается желчь, а рот наполняется слюной. Колени у меня дрожали. Я стоял под дождем, сжимая кулаки и вопрошая Господа, зачем он позволил мне подняться до нынешних высот. Неужели только для того, чтобы низвергнуть меня в прах? Клянусь Антихристом! Ну почему именно в тот момент, когда моя жизнь летела себе вдаль, словно перышко на ветру, непременно должен был объявиться мой братец Витторе?!

— Я часто думал о тебе, братишка, — сказал Витторе.

Герцог еще не дал ему аудиенцию, однако его покормили, помыли, одели — и теперь он возлежал на моей кровати, жуя яблоко и воняя духами. И хотя именно я, а не он, жил во дворце, работал на герцога Федерико и ходил в бархатных одеждах, именно мною восхищались и меня уважали люди во всей Италии, а Витторио был просто жуликом и ничтожеством, во мне шевельнулись старые страхи.

— Чего ты хочешь?

— Я? — спросил он с невинностью Христа. — Ничего. Крышу над головой. Еду.

— Я могу сделать так, чтобы тебя повесили.

— Боже мой, Уго! Это все из-за тех овец? — В мерцании свечи мне было трудно разглядеть его лицо, до сих пор завешенное волосами, из-под которых выглядывал только один здоровый глаз. — Мой бедный младший братик!

Он вскочил с кровати с грацией змеи и начал рыскать по комнате.

— Ты должен благодарить меня! Если бы не я, ты всю жизнь провел бы, бегая за отарой по холмам Аббруци. А теперь посмотри на себя! Шелковая рубашка, кинжал с рукояткой слоновой кости. Красивая комната. Репутация. А это что? — Он ткнул пальцем в шкаф. — Белена?

Я выхватил у него листья.

— И мышьяк? Кто еще знает об этом, братишка?

— Никто! — сказал я, выхватив кинжал.

— Уго! — Он сделал изумленное лицо. — Ты что, собираешься убить меня за это?

— Нет. За то, что ты убил моего лучшего друга Торо, когда мы возвращались с рынка.

Витторе рухнул передо мной на колени.

— Прошу тебя, Уго!

— О чем ты его просишь? — раздался нежный голосок.

Ширма отодвинулась. За ней стояла Миранда, сонно потирая глаза. Ее темные волосы были всклокочены, маленькие белые зубки сияли в отблесках свечи, из-под ночной рубашки виднелись мягкие пухлые ступни.

— Миранда? — воскликнул Витторе, тут же вскочив на ноги. — Che bella donzella![52]Ты меня помнишь? Своего дядю Витторе?

Он раскинул руки в стороны, собираясь обнять ее. Одна мысль о том, что этот подонок коснется моей дочери, привела меня в бешенство, и я встал между ними.

— Иди в постель! Иди, я сказал!

— Позволь ей побыть с нами, Уго! Если не считать отца, в этом мире осталось только три ди Фонте. Давайте же наслаждаться моментом! Возможно, завтра мы расстанемся навеки.

— Ты Витторе? Брат моего отца?

— К твоим услугам, моя принцесса, — поклонился Витторе.

Миранда увидела кинжал у меня в руках, и глаза ее округлились от изумления.

— Что ты делаешь, babbo?

— Он показывал мне свой кинжал, — улыбнулся Витторе. — А я ему — свой. — В руке его, словно по мановению волшебной палочки, появился длинный кинжал. — Два брата просто демонстрировали друг другу, как они отгоняют дьявола, вот и все.

Я спрятал свой кинжал, он свой тоже. Миранда села на мою кровать.

— Она так же прекрасна, как Элизабетта.

— Ты ни разу не видел ее мать.

— Но она явно пошла не в тебя. — Витторе подмигнул Миранде. — Я помню, как Уго в грозу прятался под юбки матери.

— А мне ты велел не бояться грозы! — упрекнула меня Миранда.

Витторе рассмеялся.

— Мы с ним вырезали длинные палки и сражались, играя в рыцарей. Разве Уго тебе не рассказывал?

— Babbo почти никогда не говорил о тебе. Откуда ты приехал?

— Отовсюду.

Витторе сел рядом с ней.

Миранда уставилась на блестящие амулеты у него на шее.

— Ты был в Венеции? — спросила она.

— Я год прожил в палаццо на Большом канале — лучший год моей жизни.

— Я бы тоже хотела туда поехать. — Миранда вздохнула, обхватив колени руками. — Кое-кто однажды собирался меня туда свозить.