Сейчас у Привратника сомнений не было, и решение он принял сразу. Юная принцесса, троюродная сестра императора по материнской линии, была прославлена своей красотой, умом и душой. Ей еще бы жить да жить, стать женой, матерью и осчастливить мир, родив много детей, похожих на нее.

Привратник так и сказал, когда после ритуала позволил гейре войти в храм и закрыл за ней хрустальные двери. Он заметил, что, когда двери закрылись, женщина чуть ли не разрыдалась от облегчения. Однако она по-прежнему испуганно озиралась.

– Да, – тихо ответила она, как будто даже в святилище опасалась говорить громко, – моя прекрасная дева должна была бы прожить дольше. Я должна была бы шить ей простыни для брачного ложа, а не саван!

Держа шкатулку на открытой ладони, гейра – женщина лет сорока – погладила ее крышку, покрытую замысловатой резьбой, и прерывистым шепотом произнесла несколько слов, полных любви к несчастной душе, заключенной внутри.

– Что же погубило ее? – участливо спросил Привратник. – Поветрие?

– Если бы так! – горько воскликнула вишам. – Это я пережила бы. – Она накрыла шкатулку ладонью, словно по-прежнему оберегала ту, что была заключена в ней. – Ее убили.

– Люди? – помрачнел Привратник. – Или мятежники?

– Какие дела могли быть у принцессы крови, у моей овечки, с людьми или этими мятежными подонками[32]? – вспылила гейра, в своем горе и гневе позабыв, что говорит со старшим.

Привратник взглядом поставил ее на место.

Гейра потупила взгляд, гладя шкатулку.

– Нет, ее убили свои же. Родная плоть и кровь!

– Полно, женщина, ты не в себе, – сурово молвил Привратник. – За что…

– За то, что она была юна и сильна, за то, что дух ее был юн и силен! Такое для некоторых полезнее после смерти, чем при жизни, – ответила гейра, не пряча слез, покатившихся по ее щекам.

– Не могу повершить…

– Тогда слушай! – Гейра сделала немыслимое. Она схватила Привратника за руку и притянула к себе поближе, чтобы он мог расслышать ее тихие, полные ужаса слова. – Мы с моей овечкой перед отдыхом всегда выпивали по бокалу глинтвейна. И тем вечером мы обе тоже выпили этот напиток. Мне он показался странным на вкус, но я решила, что просто вино было плохим. Мы обе не допили наши бокалы и рано отправились спать. Овечку мою мучили дурные сновидения… – Гейра замолчала, взяла себя в руки. – Моя овечка уснула почти сразу. Я ходила по комнате, собирая ее милые ленты и складывая ее одежду на утро, когда меня охватило странное чувство. Руки мои отяжелели, язык мой высох и распух. Я едва доползла до постели. И тут я вдруг впала в странное состояние. Я и спала и в то же время бодрствовала. Я могла слышать, видеть, но не могла отвечать. И тогда я увидела их.

Гейра еще сильнее стиснула руку Привратника. Он наклонился к ней поближе, но едва мог понять торопливые, отрывистые слова.

– Я увидела, как в ее окно вползает ночь! Привратник нахмурился и отодвинулся от нее.

– Понимаю, о чем ты думаешь, – сказала гейра. – Что я была пьяна или все это мне приснилось. Но я клянусь, что это правда! Я заметила какое-то движение, темные тени переползли через оконную раму, поползли по стене. Их было три. На миг они стали как бы вырезанными в стене черными отверстиями. Постояли неподвижно. И затем они действительно стали стеной! Но я видела, как они двигались, хотя это выглядело так, словно стена колыхнулась. Они скользнули к постели моей овечки. Я пыталась закричать, но не смогла издать ни звука. Я была беспомощна. Беспомощна! – Гейра содрогнулась. – Затем одна из подушек… подушек, которые моя овечка вышивала своими собственными дорогими руками, поднялась в воздух, словно ее держали у: незримые руки. Они положили ее ей на лицо… и придавили… Моя овечка сопротивлялась. Даже во сне она сражалась за свою жизнь. Но незримые руки держали подушку до тех пор… До тех пор, пока она не перестала бороться… Она безвольно лежала в постели…

Затем я ощутила, как один из них подошел ко мне. Я ничего не видела, даже лица, но я знала, что один из них стоит рядом. Незримая рука легла мне на плечо и встряхнула меня.

– Гейра, твоя подопечная мертва, – сказал он. – Быстро хватай ее душу.

Жуткое дурманное ощущение покинуло меня. Я закричала, села в постели и хотела было схватить ужасную тварь, пока не прибежит стража, но руки мои прошли сквозь воздух. Они ушли. Они уже не были стеной, они стали ночью. Они исчезли.

Я подбежала к моей овечке, но та была мертва. Сердце ее не билось, жизнь покинула ее. Они даже не дали ей испустить душу. Мне пришлось отворить ее[33]. Рассечь ее белую, нежную кожу… Я… – Гейра не смогла сдержать рыданий. Она не видела, как изменилось выражение лица Привратника, как наморщился его лоб, как потемнели его огромные глаза.

– Наверное; это приснилось тебе, дитя мое, – только и смог сказать он.

– Нет, – глухо ответила Гейра, заливаясь слезами. – Это был не сон, хотя они и хотели бы, чтобы я так думала. И я чувствовала, что они преследуют меня. Всюду, где бы я ни была. Но это бесполезно. Мне незачем жить. И разве они могут убить меня прежде, чем я выполню свой долг? – Она последний раз с любовью и скорбью посмотрела на шкатулку и затем почтительно положила ее на ладонь Привратника.

– Нет, если, конечно, они действительно этого хотят.

Она повернулась и, понурив голову, пошла к хрустальным дверям.

Привратник отворил их перед ней. Сказал несколько слов утешения, но они прозвучали неубедительно, и оба они это понимали, – если, конечно, гейра вообще услышала их. Держа в руках шкатулку из лазурита и халцедона, он смотрел, как женщина спускается по окаймленным золотом лестницам в широкий пустой храмовый двор. Солнце светило ярко, и за гейрой тянулась длинная тень.

Привратника пробрал озноб. Он внимательно следил за женщиной, пока та не скрылась из глаз. Шкатулка в его ладони еще хранила тепло руки гейры. Вздохнув, он повернулся и ударил в маленький серебряный гонг, что стоял в нише в стене рядом с дверью.

Другой Кенкари в разноцветном одеянии бабочки вошел в зал беззвучным скользящим шагом.

– Подмени меня, – приказал Привратник. – Я должен отнести это в Дом Птиц. Пошли за мной, ежели будет нужда.

Второй Кенкари, главный помощник Привратника, кивнул и встал у дверей, готовый принять душу любого новоприбывшего. Держа в руке шкатулку, Привратник покинул огромные двери и, нахмурившись, отправился в Дом Птиц.