Но бывает – и очень часто, по понятным причинам, – что первым умирает конь. Непорядок. Но что делать! придет черед и князя. Их связь мыслится неразрывной. Ведь что такое князь без коня? – все равно что конь без князя. Только оседлав благородное животное, только слившись с ним, князь обретает власть: он выделяется из толпы, он возвышается над толпой, он управляет, он несется вперед, куда еще не скоро добредет безликая масса в лапоточках.

В этом контексте совершенно очевидно, что «гробовая змия» есть могильный червь, поэтически разросшийся до размеров мифологического чудовища, отнимающего жизнь у правителя. Змея напоминает о смерти, змея символизирует смерть, змея объединяет князя с конем, перевязав этот властный пакет крепкой пестрой лентой. Князь, конь и змея – единая трехчастная конструкция, это и святой Георгий со змием, это и Петр Великий работы Фальконе, он же Медный Всадник: вперед, вперед рвется царь, поднявший коня (Россию) на дыбы, прочь из отсталой старины, в Европу! – но змея, запутавшаяся в ногах коня, тормозит и душит все прекрасные порывы и поливает ядом все прогрессивные мечтания. Хрен тебе, а не Европа.

Власть сакральна, но не потому, что, как учит нас Никита Сергеич Михалков, всякая власть от Бога. (То есть она, безусловно, от Бога, но не от того, с которым Никита Сергеич на короткой ноге.) Власть сакральна, и поэтому она получает знамения, знаки и прочие инсигнии, которые она должна расшифровывать, трепеща и предчувствуя. Если явилась комета, то это царю, а не Сидору Кузьмичу угроза. Если случилось лунное затмение, то поколеблется как минимум одна из ветвей власти – к примеру, законодательная. Большому начальнику – большое знамение, малому – малое.

Но общее разложение общества привело к тому, что власть разучилась читать эти знаки; я огорчена такой невнимательностью.

Так, Господь Вседержитель, весь в синих молниях и косматых кометах, явил тверскому губернатору Зеленину знамение: нормальную гробовую змею, для удобства представленную в виде дождевого червя в кремлевском салате. Змея небольшая? – да, но и Тверь, знаете, не Красноярский край, по сеньке и шапка; редуцированная змея показалась губернатору и предрекла скорую гибель: скоро он выпустит поводья из рук и утратит бразды правления. Вместо того чтобы прочесть свою судьбу в объедках зелени (уж куда ясней? адресное знамение-то!), губернатор сфотографировал мифологического вестника и поглумился над ним: выставил в твиттере на всеобщее обозрение. Погнался за инновационным трендом. Из президентской администрации раздался рокот: «слабоумный». Они знают; у них знамения небось по два раза на дню, граффити зловещие и всякое такое. Кремлевская техничка уже запарилась стирать ежедневный «мене, текел, фарес» мокрой тряпкой.

…И фонарем на нем я освещаю

След надписи и наготу червя.

«Читай, читай!» – кричит мне кровь моя:

Р, О, С, – нет, я букв не различаю.

А ты различай.

Почитала про инаугурационный прием; ну что, скучища и гламурный официоз. Зачем потратили 26 миллионов рублей на «традиционные блюда русской кухни» (морской гребешок, кокос, рататуй)? Если считать, что там была тысяча гостей, то получается, конечно, не так уж дорого: по 900 долларов на рыло, это же не только на кокос и «Абрау-Дюрсо», но и на поваров, стирку и глажку белых скатертей, а еще потом пылесось после них. Охрана опять же: хоть гости вроде личности проверенные, но лишний снайпер никогда не помешает. На каждого дуло надо наставить. А то он сделает вид, что за мобилой полез, а сам как плюнет отравленным шипом в пре-зидентско-премьерскую сторону.

Но вот скучно, скучно. Поели и разошлись, ну что это за событие. И людям скучно, и государю. Ина-угураций-то больше не будет, теперь это навсегда.

А ведь можно было приготовить по-настоящему здоровский сценарий, театрализованное представление. Вариантов куча.

1. Допустим: только сели, вилку в руку, потянулись ткнуть в рыбную нарезку – вдруг шум за дверями, крики, чей-то долгий болезненный вопль. Свет, допустим, гаснет. Двери Георгиевского и Андреевского залов распахиваются, врывается ОМОН. Крушит столы, сшибает с ног испуганных, повскакавших с кресел гостей, с громким чпоканьем лупит по ребрам банкиров, депутатов, олигархов там или, например, работников поп-глам-культуры: Марину Юденич, Стаса Михайлова, – зубы в крошку, силиконы полопались, потеха! Доктор Елена Малышева визжит как резаная – это же любо-дорого послушать.

Хорошо отвалтузив гостей, ОМОН рассыпается и улетучивается. Свет зажигается, входят смеющиеся хозяева – Президент и Премьер, с бокалами, с бутербродиками типа канапе на тарелочках. Это шутка была! Сейчас отсмеемся – и снова за еду! Прибегают официанты, быстро перестилают скатерти, вносят новые блюда. Гости оценивают юмор, облегченно вздыхают, приглаживают волосы и поломанные ребра, тоже заразительно, громко смеются. Вытирают кровь с разбитых лиц салфетками с российским гербом. Ничего такого не произошло, а некоторые сразу же говорят, что даже и не заметили, все как обычно. Ну или Прохоров, к примеру, громко заявит, что даже приятно было косточки размять.

П&П, смеясь, обходят столы, чокаются с ранеными, шуткуют по-доброму. Д. Пескову так: «А что печеночку на тостик не намазываете? – свеженькая». Другим тоже что-нибудь индивидуальное.

Это сценарий чем хорош: хозяева сразу легко проверяют холопов на лояльность. Если кто будет ворчать (Лукин, например), то его и переназначить можно.

Другой сценарий еще лучше.

2. Опять-таки шум, крики за золотыми дверьми, стрельба; некоторым чудится дизельный выхлоп. Рев моторов, треск лопающегося паркета, свет мигает. Двери распахиваются. Врывается толпа с Болотной. Впереди на танке – Навальный (конечно, это загримированный Сергей Безруков), на мотоциклетках – Удальцов, Яшин; на белом жеребце – Лимонов, весь в кожаном черном. Кто-то лысый – на тачанке с пулеметом.

Повара, официанты сдаются, поднимают руки, шеф протокола машет белой скатертью как флагом. Пулеметные очереди сшибают со столов копченые морские гребешки и прочие киви, но соленые огурцы остаются неприкосновенными: у пулеметного гнезда Прилепин.

Крики, смятение; гости путают Удальцова с Прилепиным, мечутся; затем внезапно начинается братание и переход на сторону восставших. Боятся отстать, отталкивают П&П (изображающих притворный испуг), кричат: «Мы всегда были против частной собственности!», «Эгалитэ, фратернитэ!», «Вы жертвою пали в борьбе роковой!» Руководители центральных каналов жмут руку Лимонову, хлопают по плечу, заглядывают в глаза. «Весь эфир ваш, круглосуточно». Кто-нибудь тут же доносит: «А Игорь Иваныч бежал через кухню, не упустите его!»

В зал врывается толпа оппозиционеров с цветами в руках и – да, внезапно цветы преподносятся П&П, невидимый хор поет «Славься», «Лимонов», «Яшин» и «Удальцов» срывают с себя парики и стирают рукавами грим. Гости срочно соображают, что это было; первые ряды соображают быстро, до последних доходит не сразу. Конфуз, путаница. П&П лично выносят актерам ведущим по чарке водки, массовке раздают по сто рублей, на всех не хватает, ибо уже спизжено. «Лимонова» кормят на кухне стоя. Жеребца тоже.