– Не знаю такого.

Красивая она женщина, Горецкая. И шея у нее длинная, изящная, только сейчас вдруг почему-то стала короче.

– А почему вы должны его знать?

– Вот и я говорю, почему?

В ее голосе звучали гневные нотки, но на дверь Егору она не указывала.

– И Свищ такая же сволочь, – сказал Прокофьев.

Но на него Горецкая никак не отреагировала, даже ухом не повела.

– И тот Карамболя хочет убить, и другой. Даже не знаем, кто из них в него стрелял.

– Какая разница? – едва слышно отозвалась Нина Борисовна.

– Я тоже думаю, что без Карамболя в городе станет чище, – кивнул Егор и тут же добавил: – Но если вдруг с ним что-то случится, убийца будет осужден по всей строгости закона. И убийца, и все, кто ему помогал.

Горецкая едва заметно сжалась.

– На одного киллера мы уже вышли, – продолжал Прокофьев. – Скоро весь клубок размотаем.

– Зачем вы мне это говорите?

– Вы знаете Романа Курдыбина?

– Почему я должна его знать? – Горецкая резко повернулась к Прокофьеву.

– Обещаю никому ничего не говорить. Ничего! – Он смотрел ей прямо в глаза, покойно, но в самую душу.

– Что никому ничего? – спросила женщина дрожащим голосом.

– Я случайно стал свидетелем вашего вчерашнего разговора и навел о вас кое-какие справки.

Прокофьев лукавил, никаких справок он не наводил. Но сами слова Карамболя содержали «кое-какую» информацию. Порядочных женщин к бандитам в сауну не возят. А если Горецкую взяли силой, пусть она расскажет. Если Прокофьев что-то не так понял, пусть объяснит. Если за Ниной Борисовной нет серьезного криминала с далеко идущими последствиями, он сохранит разговор в тайне, тем более что обещание дано.

– Вы ничего не знаете! – подавленно и с обидой глянула на него женщина.

– А вы расскажите!

– Мне было всего девятнадцать лет. – Горецкая села на стул, опустила голову. И вдруг резко вскинулась, пронзительно глянув на Прокофьева. – У каждого есть право на ошибку!

– Смотря какие ошибки, – сочувствующим тоном сказал Егор.

– Ничего криминального!.. Но у меня дочь, скоро будут внуки, и никто ничего не должен знать.

– Вас шантажировали?

– Глупая была… – Горецкая с силой вдавила в лоб указательный палец правой руки. – И зачем я только послушалась Ленку?

– Вам тогда было девятнадцать лет?

– Какая же я идиотка!

– Вы знали Карамболя тогда, в девятнадцать лет?

– Нет, не знала. А сейчас узнала. Как был свиньей, так и остался!

– А Курдыбина знали?

– Знала тогда, его Пентюхом называли, – вздохнула Горецкая.

– Когда вы видели его в последний раз?

– Когда… – Нина Борисовна закрыла глаза. – Хочется все забыть, как кошмарный сон.

– Вы встречались с Курдыбиным?

– Я не могу об этом говорить.

– Я еще раз вам говорю, никто ничего не узнает.

– Вы не понимаете, у меня дочь, она может пострадать. Курдыбин угрожал мне!.. – сначала сказала, а затем спохватилась Горецкая.

– Значит, все-таки Курдыбин! А за дочку не переживайте, я лично позабочусь о том, чтобы ей обеспечили надлежащую защиту, – пообещал Прокофьев.

– Пожалуйста! – Нина Борисовна умоляюще глянула на него.

– Вы сказали, в какой палате находится Карамболь?

Прокофьев спрашивал одно, а думал о другом. Неужели все-таки Пентиум? Но тогда почему покушались на него? Чем он не угодил Пентиуму? Или этот грязный жук заодно со Свищом?

– Да, я сказала.

– И то, что Хвойников на балкон скоро может выйти, тоже вы сказали?

– Да, он спрашивал, но уже потом.

– Когда потом?

– Он хотел, чтобы я сделала Хвойникову смертельный укол. Я наотрез отказалась! – Нина Борисовна с гордостью расправила плечи, но тут же со вздохом уронила голову на грудь.

– Это правильно, это хорошо, – закивал Прокофьев.

А ведь Горецкая действительно могла вколоть Карамболю повышенную дозу инсулина или еще что-нибудь в том же духе. Видно, ужас перед тюрьмой перевесил страх перед разоблачением. А может, Пентиум не сильно и настаивал, возможно, смертельный укол он берег как последний козырь в игре против Карамболя. Да и зачем брать на себя убийство, когда наемные убийцы уже получили свои деньги? Егор мог думать все что угодно, но в любом случае Горецкую нужно было брать под наблюдение. Возможно, Пентиум еще выйдет на нее.

Дом на окраине поселка, кирпичный, одноэтажный, на высоком фундаменте, чердак с прямоугольным окном, человек в нем. Лица не видно, но заметно движение. Человек медленно крутил головой, глядя по сторонам. И еще Бордову показалось, что у него в руках автомат. Возможно, человек этот наблюдал за подступами к дому – в готовности открыть огонь по непрошеным гостям.

«Нива» заехала прямо во двор, из машины вышли двое, Ахтарцев и еще какой-то тип – плотный, крепкий, с широким затылком. Возможно, этого здоровяка и видела хозяйка дома, квартиру в котором снимал Ахтарцев.

Крыльцо закрывала пышная береза, Бордов не видел, как Ахтарцев со своим спутником поднялись и зашли в дом. Но заметил мелькнувшего в окне человека с автоматом. В окне дома, на первом этаже, и на этот раз ствол оружия ему точно не померещился. В доме как минимум четверо, и двое с автоматами.

Ярыгин не рисковал, проехал мимо дома, не притормаживая, чтобы не обращать на себя внимание, но Бордов успел заметить подозрительных часовых.

– Да тут у них целый гадюшник!

– Двух змееловов может не хватить!

Часа полтора они ехали за «Нивой», за это время Луковы успели «захватить» дом на улице Свободы. В доме никого не оказалось, но штурм провели по всем правилам полицейской науки. Спецназовцы еще не успели остыть, а им снова предстоял вызов. Впрочем,