1997 г., они руководствовались текущими интересами возглавляемых ими организаций. Закон в целом действительно не ухудшал положение духовных управлений, а, напротив, способствовал выдавливанию с религиозного рынка фирм-конкурентов, работавших в том числе и в регионах с компактным проживанием мусульман и проводивших среди них миссионерскую работу. Но мусульманские религиозные деятели не учли ни законов политики, ни законов экономики. Первые указывают, что даже частичное ограничение политических и иных свобод, не вызванное объективными причинами (реальными, а не мнимыми угрозами национальной безопасности и т. п.), со временем приводит как минимум к дискриминации инакомыслящих. Что касается экономических законов, то ликвидация системы свободной конкуренции привела к монополизации религиозного рынка и обострению конкурентной борьбы между его участниками.

Более жесткие ограничения, которые коснулись не только новых религиозных движений и протестантских церквей, но и так называемых традиционных религий, не заставили себя долго ждать. Сначала они нашли отражение в правоприменительной практике, позднее были закреплены в законодательстве.

В июле 2016 г. были приняты два закона, имевшие антитеррористическую направленность. Еще на стадии обсуждения оба законопроекта получили в СМИ наименование «поправок Яровой», или «пакета Яровой», – по имени одного из их разработчиков – депутата Государственной Думы И. А. Яровой. Один (федеральный закон от 6 июля 2016 г. № 374-ФЗ «О внесении изменений в федеральный закон „О противодействии терроризму“ и отдельные законодательные акты Российской Федерации в части установления дополнительных мер противодействия терроризму и обеспечения общественной безопасности») содержал поправки к закону «О свободе совести и о религиозных объединениях».

«Поправки Яровой» вводили жесткие ограничения на миссионерскую деятельность. Последняя определялась как «деятельность религиозного объединения, направленная на распространение информации о своем вероучении среди лиц, не являющихся участниками (членами, последователями) данного религиозного объединения, в целях вовлечения указанных лиц в состав участников (членов, последователей) религиозного объединения, осуществляемая непосредственно религиозными объединениями либо уполномоченными ими гражданами и (или) юридическими лицами публично, при помощи средств массовой информации, информационно-телекоммуникационной сети „Интернет“ либо другими законными способами (ст. 24.1, п. 1 ФЗ „О свободе совести и о религиозных объединениях“ 1997 г.)».

Как уже говорилось ранее, по действующему законодательству религиозные объединения в России могут создаваться в двух формах: в форме религиозной организации (проходит государственную регистрацию и обладает статусом юридического лица) и религиозной группы (создается в уведомительном порядке и не имеет статуса юридического лица)[671]. Если следовать буквальному пониманию процитированной выше статьи закона, проповедническая деятельность лица, действующего в личном качестве, а не от имени какого-либо религиозного объединения, не подпадает под определение миссионерской и, следовательно, ее не должны затрагивать ограничения, введенные «поправками Яровой» (в том числе запрет на проповедь религиозного учения вне специально отведенных мест)[672]. Однако именно ограничительное толкование получило широкое распространение в правоприменительной практике, несмотря на то, что оно противоречит ст. 28 Конституции[673]. Таким образом, если несколько человек проводят регулярные религиозные собрания вместе, суды склонны делать вывод о существовании «„религиозной группы, не уведомившей о начале своей деятельности уполномоченный орган власти“ и об осуществлении в интересах этой группы миссионерской деятельности с нарушением требований законодательства»[674].

Одним из ограничений, введенных «поправками Яровой», является запрет заниматься миссионерской деятельностью – за исключением специально отведенных для этого мест: в культовых помещениях, зданиях и сооружениях, а также на земельных участках, на которых расположены такие здания и сооружения; в зданиях и сооружениях, принадлежащих религиозным организациям на праве собственности или предоставленных им на ином имущественном праве для осуществления их уставной деятельности, и др. (ст. 16, п. 2 ФЗ 1997 г. «О свободе совести и о религиозных объединениях»).

На первый взгляд, положения закона и в этот раз не затрагивали интересов муфтиятов. Духовные управления осуществляют миссионерскую деятельность в местах, которые перечислены в законе. Не существует проблем и с предоставлением письменных полномочий от муфтията связанному с ним рабочими отношениями служителю культа.

По-иному обстоит дело с теми лицами, которые принадлежат к общинам, не входящим ни в одну централизованную религиозную организацию мусульман. Для законного ведения миссионерской деятельности они должны сначала уведомить органы власти о существовании своей группы или создать и зарегистрировать религиозную организацию, что может потребовать немало времени и усилий и не всегда гарантирует ожидаемый результат.

На самом деле муфтиятам выгодно исчезновение неподконтрольных им религиозных групп. Они заинтересованы в этом не меньше, а может быть даже больше, чем государство. Неслучайно в поддержку закона выступили в первую очередь муфтии северокавказских республик. Так, муфтий Дагестана Ахмед Абдулаев заявил, что «пакет Яровой» не ущемляет права мусульман и его стоит опасаться лишь тем, «кто попал на учет за распространение идей радикализма и терроризма»[675].

Что касается татарских муфтиев, то среди них не было единства по вопросу об отношении к поправкам в закон. Наиболее критично высказался муфтий Духовного управления мусульман Республики Татарстан Камиль Самигуллин. По мнению муфтия:

Закон не повредит тем, против кого он направлен, – террористам и представителям нетрадиционных религиозных течений, поскольку все они уже ушли в интернет и ведут миссионерскую деятельность в Сети… Закон будет мешать традиционному исламу и традиционным проповедникам[676].

Муфтий отметил, что значительная часть исламских обрядов проводится дома, например ифтары в дни Рамадана и др. Соответственно, применение закона может ударить по лицам, участвующим в них[677].

Более осторожное заявление было опубликовано на сайте Совета муфтиев России:

…ведущие мусульманские организации России во всей своей деятельности поддерживают руководство страны в борьбе с любыми радикальными настроениями, против терроризма и экстремизма. Внесение поправок в закон «О свободе совести и о религиозных объединениях», в который предлагается добавить главу о миссионерской деятельности, вызвано необходимостью упрочения позиций в противостоянии любым деструктивным проявлениям… Законопроект, направленный на ограничение и формализацию миссионерской деятельности нетрадиционных религиозных организаций, может задеть и интересы официально зарегистрированных представителей традиционных религий[678].

Примечательно, что первоначальное заявление Гайнутдина по поводу «поправок Яровой» было более критичным, однако позднее оно было заменено на нейтральное[679].

Некоторые татарские муфтии заявили, что поддерживают изменения в закон. Так, по словам муфтия Духовного собрания мусульман России Альбира Крганова:

Антитеррористический пакет законов, подписанный президентом России, важнейший свод документов, созданный для борьбы с экстремизмом и в том числе с различными псевдорелигиозными организациями. Я уже неоднократно публично говорил о том, что поддерживаю любые правовые шаги, направленные на укрепление общественной безопасности[680].

Что касается РПЦ, то наиболее емко по вопросу об отношении к поправкам Яровой высказалась руководитель правового управления Московского патриархата игумения Ксения (Чернега):

Если новый закон будет ограничивать миссионерскую деятельность РПЦ, мы будем инициировать поправки… Но, по нашему мнению, данный закон будет применяться в отношении