Наутро…

— О-у-у! — раздался жалобный стон у меня над ухом. Я похлопала рукой в направлении звука, ища противный будильник. Рука намацала теплый, но больно колющийся объект.

— Прекрати, — заявил мне «будильник», чем привел в сильнейшее изумление. Приоткрыв один глаз, я увидела страдающие фиолетовые очи, взирающие на меня со всей мукой похмелья. К ним прилагались в комплекте: нежно-салатовое лицо, натуральное воронье гнездо на голове и запекшиеся губы. Ну, про то, что физиономия Матиаса была запухшей, как ведро, я вообще не упоминаю. Само собой. Глазки как щелочки.

— Плохо? — поинтересовалась в порыве сострадания, на минуту забыв о нанесенных мне вчера обидах и даже готовая отправиться на подвиг добывания рассола в столь ранний час на кухне.

— О-очень, — простонал муж. — А как я тут оказался?

Сострадание улетучилось, тончайшей дымкой взмыв к небесам. Зато проснулась злость и уперла руки в бока.

— Сам вчера пришел, — отползла я в сторону и прикрылась одеялом.

— Зачем? — Интересно, удар в глаз лечит от похмелья или только мозги прочищает?

— Откуда я знаю, — фыркнула я, насупив брови. — Ты меня в известность не ставил, когда под дверью подкоп устроил. Пришлось тебя пустить, пока до подвалов не докопался.

— Понятно, — простонал наследник престола и попытался оторвать голову от подушки. Я со скрытым злорадством наблюдала за бесплатным цирком.

— Что тебе понятно? — не удержалась от вопроса, но попыток помочь и облегчить состояние страждущего пока не предпринимала.

— Все, — очень абстрактно ответил супруг, потирая то, что вчера было лицом, взмокшими ладонями.

— Восхитительно! — заверила его я. — А теперь соскребай пропитавшиеся вином мощи с моей постели и уматывай, а то скоро сюда мои фрейлины придут. Не хочу потом краснеть за такого мужа.

— Не могу, — застонал мученик. — Голова чугунная…

— Не вижу проблемы, — не сдавалась я. — Это твое обычное состояние, как выяснилось.

— Злая ты, — пожаловался Матиас.

— Вот и уходи от меня, — держала оборону до последнего патрона.

Муж собрал себя из обломков былой жизнерадостности и кое-как понуро сполз с койки. Пошатываясь, на ходу поправил одежду и вдруг спросил:

— Ты не в курсе, почему я такой… э-э-э… мятый?

— В курсе, — заверила рассерженная супруга. — Я тебя мусолила в порыве страсти!

— О! — Щелочки от удивления приняли почти нормальный размер. И наследник поспешил убраться, но не успел, столкнувшись в дверях с Ларой и Омаль, пришедшими пожелать мне доброго утра.

Девушки переглянулись и присели — кто в книксене, а кто и в реверансе. Матиас кивнул и свалил, стесняясь своего внешнего вида.

— Ваше высочество, — спросила маркиза, когда к ней вернулся дар речи, — а что с вашим мужем?

— Вот так, девочки, выглядят муки совести, — пожала я плечами.

— Очень извиняюсь, — задумчиво сказала Омаль, в то время как Лара помогала мне с умыванием. — Но я никак понять не могу — это муки такие страшные или совесть, раздутая до невозможности?

— Это, солнце мое, ему воочию привиделась жена в роли карающего ангела, — пояснила я свою мысль и занялась чисткой зубов, когда меня настиг следующий вопрос статс-дамы:

— Тебе его совсем не жалко?

— «Нам не дано предугадать,

Как слово наше отзовется, —

И нам сочувствие дается,

Как нам дается благодать…»[26]

— заявила я, когда откашлялась, подавившись зубным порошком. — На меня пока еще благодать не снизошла — поэтому пусть пощады не ждет!

— Как вы красиво сказали, ваше высочество, — растроганно всхлипнула горничная, подавая мне узорчатое цельнотканное полотенце.

— Про благодать? — уточнила я, утираясь.

— Про пощаду, — еще раз хлюпнула носом Лара. — Это так трогательно и трагично одновременно.

— Лара, не экзальтируй! — предупредила я. — Трогать мы ничего не будем, там мадам Сексилия все до нас уже неоднократно потрогала. Хотелось бы сначала удостовериться в чистоте… м-м-м… помыслов.

— Как скажете, ваше высочество. — Горничная начала натягивать на меня симпатичную амазонку глубокого зеленого цвета, с изысканной вышивкой по подолу и золотистым кружевом на рукавах и вырезе. Волосы мне уложили в высокую прическу, скрепив кучей шпилек, припудрили носик и вытащили в коридор.

Там меня уже давно ожидал мой женский батальон, немедленно взявший тело принцессы в окружение и под пристальное наблюдение. В таком благоухающем разными духами, мило щебечущем цветнике я прибыла в столовую, где уже маялся тяжкой головной болью законный супруг, сидя за столом и вяло ковыряясь в тарелке.

Будет знать, как в непотребном виде по коридорам шастать!

— Что у нас на завтрак? — спросила я жизнерадостно, при этом жестами красноречиво намекая супругу, что неплохо бы встать и подвинуть мне стул. Матиас желчно скривился, всем видом демонстрируя, какая я жестокая и бессердечная — заставляю его шевелиться, когда он чуть ли не при смерти. Но потом встал и, скрипя зубами, оказал мне необходимое по этикету внимание.

В этот раз мы в столовой присутствовали не одни. Помимо его кавалеров и моих фрейлин, в зале замерли и ели нас глазами еще несколько придворных. Оу! Среди них оказалась и вчерашняя фаворитка. Я чуть не мяукнула от радости. Нарисовался второй кандидат на мое справедливое возмездие.

— Ваше высочество, — тихо спросила я, наклонившись к принцу, — вы когда вчера пили, то случаем ничего не пропили?

— Не понимаю, — отозвался благоверный, стеклянными глазами уныло глядя в тарелку.

— Сейчас объясню доступным вашему пониманию языком, — заверила его я и помахала рукой. Одна из фрейлин резво подскочила к столу и, присев, преподнесла мне трезубец. — Почему я должна терпеть присутствие вашей… гм, дамы?

— Вы о чем? — попытался увильнуть от ответа негодник.

— Ваше высочество, — сдвинула я брови и крепко зажала в кулачке трезубец. — Смиренно прошу вас — не доводите до греха! Я ведь могу и жестами объяснить! А мне всегда отлично удавалось метание предметов в удаленную мишень.

Меня поняли.

— Прошу всех покинуть столовую, — провозгласил Матиас, морщась от боли. — Мы примем всех позднее!

— Вместе! — добавила я, глядя на Сексилию и любовно поглаживая трезубец.

— Приема сегодня не будет! — передумал наследник, уловив мой боевой настрой.

— Зря! — ласково пожурила я супруга. — Никогда не откладывай на потом то, что можешь с чистой совестью изгадить сегодня.

— Ваше высочество, давайте завтракать, — страдальчески сморщился Матиас и мрачно уткнулся в свою тарелку. Цвет его лица приближался к белизне батистовой рубашки, выглядывающей из-под темно-синего камзола. Глаза стали огромными, тусклыми и безжизненными.