Сайко долго молчал, думал, вздыхал, наконец, решился:

— Да не понимаю я ее. Какая-то странная наука… мутная. Один автор одно говорит, другой — другое. А в учебнике — вообще третье…

— Так-так-так, — оживилась Вера. — Мутная наука, вы подумайте… Один мой знакомый говорил то же самое. А каких авторов ты читал? Честно говоря, я была уверена, что ты и учебник-то вряд ли хоть раз открывал.

— Да нет, — с обидой сказал Сайко. — Я учебник читал, конечно. И еще много всего, что в библиотеке нашел. Я же честно разобраться хотел, понять что-нибудь, правила какие-нибудь…

И полчаса принципиальный Олег Сайко, уверенный, что знает начальный курс психологии вряд ли даже на тройку, подробно и довольно толково пересказывал и комментировал все, что он нашел по этой мутной науке в университетской библиотеке. Прочитал он, похоже, гораздо больше, чем все отличники группы, вместе взятые. Только системы в этом чтении не было, к тому же одновременно с трудами настоящих ученых Сайко читал и откровенную чушь полуграмотных популяризаторов, в изобилии издававшуюся последнее десятилетие. Плохие переводы импортных апологетов домашнего психоанализа он тоже читал. И честно пытался во всем этом разобраться. Бедный парень. А потом несколько минут Вера рассказывала ему, что надо читать, что — не обязательно, а что — просто нельзя, если читать, то в какой последовательности, и даже в каком настроении. Согласитесь, что психология — наука, конечно, довольно мутная, но это потому, что не отстоялась еще, может быть, через пару веков все в ней будет ясней и прозрачней. Продиктовала список имен, которые хорошо бы найти и пролистать: интересно люди думали, хоть сейчас многое считается уже устаревшим. Потом заявила, что поставит «отлично», а взамен требует немедленно забыть все глупости из серии «Как стать умным», «Как стать богатым», «Как стать счастливым» и так далее. Обещанному «отлично» Сайко ужаснулся и сказал, что Томка Авдеева его сожрет. Вера посоветовала ему сказать Томке, что получил тройку, и на этом они расстались, очень довольные друг другом.

Вера собрала свои записи, ведомости, ручки, вышла из аудитории — и наткнулась на интересную сцену. Принципиальный Сайко, видимо, все-таки не смог скрыть правду от Томки Авдеевой, и теперь она, наскакивая на него, как воробей на гуся, махала крыльями и возмущенно кричала:

— А чего придурялся?! Не знает он! Чего придурялся, а?! Я три дня эти шпоры писала! Как дура! Не знает он! Нет, ты мне скажи: чего ты придурялся, гад?!

— Да это случайно как-то, — виновато бубнил Сайко. — Я ж, правда, думал, что хорошо бы хоть трояк… Это нечаянно как-то.

— У Отаевой случайно не бывает! — кричала Томка. — Нет, ты чего придурялся, а? Я три дня!.. Как дура!..

Они увидели Веру, замолчали, встали по стойке «смирно» и ожидающе уставились на нее. Вера остановилась рядом, с улыбкой поразглядывала их смешные физиономии и объяснила Томке:

— Так иногда бывает. Человек уверен, что чего-то не знает, а на самом деле знает, и иногда даже очень хорошо. Иногда и наоборот бывает: дуб дубом, а уверен, что умнее всех.

— Когда наоборот — это я понимаю, — согласилась Томка. — Это сплошь и рядом. Но когда все знаешь — так это знаешь! То есть… В общем, как умный может думать, что он дуб?

— Не знаю, — призналась Вера. — Говорят, на это способны только гении.

Ребята быстро переглянулись, причем у Сайко выражение лица стало просто паническим, а у Томки — возмущенным.

— Вот так, значит, — зловеще сказала она. — Еще и гений… А чего придурялся?!

— Том, ты его не пытай, — посоветовала Вера. — Может быть, Олег и не гений… Просто умный человек. Как правило, умные люди все подвергают сомнению, в том числе — и собственный ум.

— Вера Алексеевна, а вы тоже подвергаете?.. Ну, собственный ум… — неожиданно спросил Сайко.

— Ну, Олег, я не настолько умная!

Вера засмеялась, заметив их реакцию, повернулась и пошла в деканат. Странный сегодня день. День открытий. День откровений. День нарушения всех правил и традиций. Две группы сдали экзамены за полтора часа! Абсолютный рекорд. Даже Отес принимает дольше. Правда, Отес принимает не так, как она сегодня… Ай, все это ерунда, и ей ни капельки не стыдно за сегодняшнюю халтуру, да не такая уж это халтура, все получили то, что заслуживают и Олег Сайко тоже, и вообще психология на филфаке — это отпечаток трилобита в доисторическом известняке, родимое пятно проклятого прошлого нынешнего университета, бывшего пединститута… Психологию не сослали на необязательный факультатив только потому, что университет, заимев новое гордое имя, по сути, так и остался пединститутом, выпускающим главным образом учителей для средних школ. Как и раньше. Только уровень подготовки этих учителей стал заметно ниже среднего. Постепенно уходят настоящие преподаватели, приходят всякие полу-Дюжины, Мариам Исхаковны, или вот, например, Тосечка Болдырева, русский язык, на прошлой неделе проверяла в деканате диктанты первокурсников, полчаса рылась в словарях — искала слово «поварешка», забыла, как пишется, с «ш» или с «ж». Не могла найти, потому что искала в статьях с началом на «пава…»

В деканате сидела как раз Тосечка Болдырева, опять рылась в каких-то словарях. Увидев Веру, страшно обрадовалась:

— Ой, Вера Алексеевна, как хорошо, что вы пришли!.. Здрасти… А то я тут одна просто замучилась. Вы не знаете, слово «мезальянс» с «о» или с «а»? С иняза звонют, спрашивают, а я чего-то нигде найти не могу… Чего это такое хоть? Может, фамилия какая, или еще чего-нибудь вроде того? Или вообще чего-нибудь неприличное? Они там прикалываются, наверное, а я тут сижу ищу…

— Добрый день, Антонина Михайловна, — скрывая раздражение, сказала Вера. — Слово «мезальянс» пишется через «а». Означает неравный союз. Насчет неприличности судить не берусь. Тут надо рассматривать каждый конкретный случай. Например, если семнадцатилетняя красавица выходит замуж за столетнего больного миллионера, — это, по-моему, неприлично. Впрочем, и этот случай можно рассматривать с разных точек зрения. Что неприличней: семнадцатилетней выходить замуж за столетнего миллионера, или тому миллионеру жениться на малолетке?.. Но слово «мезальянс» — не ругательство, если вы это имели в виду.

— Ой, Вера Алексеевна, вы все шутите! — Тосечка неуверенно хихикнула и мечтательно пропела: — А я бы вы-ы-ышла… За миллионера. Особенно за столетнего. Может, сколько-то и помучаешься, зато помрет скоро — и свобо-о-одна!..

— Зачем ждать чьей-то смерти? Вы, Антонина Михайловна, ведь и сейчас свободны.

— Да, но ведь без миллионов, — с печальной серьезностью возразила Тосечка. — Ладно, надо на иняз звонить. Значит, «мезальянс» через «а», правильно? Вот странно, чего это они нам звонют? Слово-то нерусское, сами должны знать, иняз все-таки!

Тосечка принялась звонить на факультет иностранных языков, а Вера молча села в свое любимое кресло и с ненавистью уставилась в стену. Немножко послушала Тосечкины «хто-то из ваших интересовалися у нас правонаписанием» и «я полахаю, шо ето будет более правильнее», не выдержала, поднялась и торопливо вышла из комнаты. Хотела даже дверью хлопнуть, но все-таки сдержалась, вспомнив Отеса. Отес никогда не хлопал дверью, а ведь ему было не легче сосуществовать со всеми этими Тосечками и полу-Дюжиными. Не говоря уж о Мириам. Отесу даже труднее было, потому что ему семьдесят пять, и вся эта свора полудурков откровенно мечтает выпихнуть его на пенсию, чтобы на освободившееся место притащить какого-нибудь безработного племянника, дочку лучшей подруги или сынка нужного человека. Очередную Тосечку какую-нибудь. Отеса очень ценил декан, да и то, кажется, не за высочайший профессионализм, а за то, что многие ученики Георгия Платоновича вышли в большие люди. Наверное, только потому эта свора до сих пор и не сожрала Отеса. Большие люди — это для них аргумент. А профессионализм — это что-то абстрактное и не имеющее отношение к таким серьезным вещам, как непыльная работа с гарантированной зарплатой… А она на всяких Кошельковых злится. Какими еще им быть, этим жемчужным месторождениям, при таких учителях?