Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И чего же тебе жаль, Алиса?
— Я думала, это сделал ты и поэтому пытаешься все скрыть. Я разозлилась. А теперь Анни от тебя ушла, да? Я ее напугала…
Лео кивнул, погруженный в свои мысли, а потом тряхнул головой:
— Да, ты и правда постаралась, прямо сама себя превзошла. Но видишь ли, Анни особенная. Ее так просто не напугаешь.
Алиса посмотрела на сарай: у стены стоял велосипед. Велосипед с пустой корзинкой на руле. Прислушавшись, Алиса поняла, что в избушке кто-то ходит.
— Зачем ты опять сюда пришла, Алиса? — спросил Лео.
— Можешь объяснить мне кое-что? — начала она.
— Что?
— Эти мужчины в фургоне. Они и правда существуют?
Лео искоса взглянул на нее.
— Я ехал мимо и увидел рядом с фургоном твой велосипед, переднее колесо было покорежено. Я решил тебя поискать и заглянул в фургон. Ты лежала на полу. Одна.
— Они там были! — возразила Алиса.
— Ты, наверное, упала в кювет.
— Но я же его ударила, — сказала Алиса и замолчала.
Лео ничего не ответил. В окне показалась темная тень, замерла и исчезла. Алиса сунула руку в карман и вытащила ключ.
— Отвези меня к маяку, — попросила она, — мне надо знать, что случилось.
— Мы же это уже обсудили!
— Да, но сейчас я знаю — ты не хочешь, чтобы я кое-что вспомнила.
Он насторожился.
— Ты о чем это?
— Тебе больше не обязательно меня оберегать. — Ее голос срывался. — Я знаю, что это я. Знаю, что это я его убила.
Алиса пошатнулась, но удержалась на ногах. Раздавленная столбом света, она исчезала, становилась прозрачной, превращалась в струйку пара над чашкой, дымку над морем. Крошечный комок в утробе Сони, легкое, словно перышко, движение, заставившее Ивана бросить все и стать тем, кем он не был.
— Молотком, — прошептала она, — в комнате на маяке. Я ударила его молотком, и он упал на пол. У него текла кровь. А ты пришел туда. Ты стоял рядом со мной, но было уже поздно.
— Что за хрень, Алиса!
Лео вскочил и выплеснул содержимое чашки на кустики черники. Дверь в избушку приоткрылась, и на крыльцо вышла Анни. Она улыбнулась Алисе, но ничего не сказала.
— Хрень… — повторил Лео.
Опустив руки, он стоял возле крыльца и смотрел на Алису.
— Я тебя правильно понимаю: ты думаешь, что, если мы съездим туда, на этот проклятущий маяк, ты все вспомнишь?
— Да, — подтвердила девушка.
— Тогда пошли! — скомандовал он.
Воздух пах морем и рыбой. На скамейке валялись высохшие водоросли и блестящая, похожая на маленькие звездочки рыбья чешуя. Море в заливе между лодочными сараями было тихим и спокойным, и лишь лодка нагоняла рябь.
Лео дал Алисе старый дождевик, и она вдыхала приятный запах, который источала грубая ткань. Лодка прошла между скалами, и перед Алисой открылось море. Очертания островов вдали. На полпути девушка обернулась и посмотрела на берег. На дом за деревьями, на залив и на пляж. На округлые валуны. На обрыв. Солнце поднималось все выше. На небе вдоль горизонта разгорался пожар, и над водой вырастали столбы света — чистого, слепящего, невообразимого. Мир вокруг словно сжимался. На самом большом острове белел маяк.
Подойдя ближе, Лео сбавил ход, направил лодку к одному из валунов и привязал ее к крючку, торчавшему из него. Лео протянул Алисе руку и помог выбраться на берег.
Трава в расщелинах пожухла. Море обдавало все вокруг холодом, замораживало. Обдувающий скалы ветер отполировал их. Алиса подумала о камнях в земле, о том, как сглаживаются, пропадают их острые углы, как целый континент исчезает с лица земли.
Алиса подошла к белой башне маяка. Лишь остановившись перед дверью, она заметила, что Лео топчется у нее за спиной.
— Хочешь, я пойду с тобой? — спросил он.
— Нет.
Она видела Ивана, его голые ноги, подвернутые до колен джинсы. Его загоревшие ступни и икры. А затем он исчез.
Порывшись в кармане, Алиса вытащила ключ с биркой «Маяк». Сунула его в замочную скважину и повернула.
Алиса, 2004
Он хватается за ручку и тянет дверь на тебя. Деревянные доски растрескиваются еще сильнее. Громкий треск — и дверь открывается. Теперь она висит только на одной петле. Внутри лестница, которая, плавно поворачиваясь, ведет наверх. Алиса слышит сзади его шаги, его дыхание — оно становится все тяжелее. Поднимаясь, они проходят мимо глубоко утопленных в стену окон, из которых вдалеке виднеется их пляж. Море поднимается и опускается, и порой на воде поблескивает свет маяка, поблескивает и исчезает. Алиса по-прежнему слышит его, шум волн, но чем выше они поднимаются, тем он становится слабее, превращаясь в приглушенный шорох.
Девочка трогает пальцами стену, холодный камень. Они поднимаются, шаг за шагом, пока наконец не оказываются в комнате, заваленной всяким хламом — пластиковыми бутылками, пустыми коробками, окурками. В углу лежит старый складной стул. Дальше наверх ведет еще одна лестница, уже мало-помалу становится светлее, и они наконец приходят в комнату попросторнее. На потолке висит огромный фонарь, покрытый пластинами. Они похожи на маленькие зеркала, поверхность которых блестит от бьющего в окна света. Яркий белый свет слепит Алису, и она отводит глаза.
Он ставит на пол ящичек с инструментами, а сверху кладет веревку и говорит:
— Подожди тут.
Он спускается по лестнице обратно, его темные волосы исчезают в проеме, и она видит еще одну узенькую лестницу, которая ведет к фонарю. Алиса забирается на лестницу и смотрит на море. На воде белое пятно. Оно движется. Похоже на лодку. В этот момент Иван возвращается.
Он ставит раскладной стул на пол и лезет к фонарю. Алиса снова смотрит в окно. Когда она закрывает глаза, то по-прежнему слышит этот звук. Будто бы шепот. Когда она закрывает глаза, ей кажется, что он качается. Маяк. Из стороны в сторону. В голове звенит, и Алисе вдруг становится плохо. Ей хочется есть.
— Иди сюда, — говорит он, — встань тут.
Он придерживает рукой стул. Алиса делает, как он велел. Он поднимает что-то у нее над головой.
— Закрой глаза.
Он стягивает что-то у нее на горле. Оно гладкое, но немножко колется.
— Я люблю тебя больше всего на свете. Скоро все кончится.
Она не понимает, о чем он говорит, и открывает глаза. Он держит ее за талию. Стул вдруг уходит из-под ног, но отец ее держит. Что-то давит на горло. Ей неприятно. Он отворачивается. И тянет ее вниз. Она больше не может дышать.
— Пожалуйста, хватит, — шепчет она, но