Она кивнула, обрадованная, что все наконец высказано.

– Знаю, это глупо, но мы так долго… – Рейни осеклась, заметив, как исказилось лицо мужа. – Баррин, что случилось?

На этот раз вопрос прозвучал настойчиво, и в нем слышалась тревога. Она никогда не видела мужа таким несчастным. Таким беззащитным. Словно в нем погас огонь. Может быть, каменная твердость, шесть столетий относительного времени направлявшая академию, наконец подалась под грузом естественной усталости и весьма неестественного общения с Урзой Мироходцем?

Баррин поднес ее руку к губам.

– Ничего особенного.

Он улыбнулся, натянуто и безрадостно, но все же улыбнулся.

– Ты права, мы слишком много работаем. Но, кажется, все это скоро кончится, Рейни. Толария не выдержит нас долго. Планы Урзы близки к завершению, и враг действует все более дерзко. Так или иначе, что-то должно случиться, и тогда нам придется хорошенько подумать, что нам делать с академией – и с нами. Тогда.

Улыбка снова на мгновение блеснула в уголках зеленых глаз.

– Ничего особенного, – повторил он.

Рейни так хотелось на это надеяться, и она почти поверила мужу.

Равнины Ратха могли показаться беспредельными, но предел им существовал. Запасы текучего камня под Твердыней тоже не были бесконечными, но даже они не были исчерпаны за тысячелетие работы гигантских подъемников. Здесь, на краю мира, небо горело живым огнем – переливчатыми бликами, словно отраженными в полированном медном щите. Такое зрелище могло повредить самый здравый рассудок, заставив его обратиться в темные глубины истинного «я». Это место не предназначалось для смертных. Впрочем, Даввол больше и не причислял себя к ним. Тело его, усовершенствованное фирексийцами, могло существовать вечно – если бы то было дозволено его фирексийскими хозяевами. Он прожил уже шесть столетий. Век – в ожидании и пять – здесь, на Ратхе, правителем, в сущности, ивенкаром. В последние сто двадцать лет никто не оспаривал его власть. Кроаг, пораженный мечом Короля-колдуна Крейга, вынужден был десятилетиями залечивать раны. Даввол, оказавшись единоличным властителем текучего камня и Твердыни, вырвавшись наконец из тени члена Внутреннего Круга, копил силы. Кроаг забился в темный угол, чтобы никому не пришло в голову задаться вопросом: как случилось, что смертный доминарианец едва не прервал существование могущественного фирексийца? Теперь отношения между ним и Давволом переменились. Наместник позволил Кроагу бездействовать и приходить в себя, не возвращаясь в Фирексию, где его ожидала, возможно, много худшая участь, а тот оставил Даввола безраздельно править Ратхом. По молчаливому соглашению подразумевалось, что в донесения, отправленные в Фирексию, не попадет ничего, что могло бы повредить кому-либо из них.

И сегодня Даввол пришел сюда, к дальним пределам своего царства. Перенос здесь представлялся невероятно трудным: мощные машины Твердыни далеко, и ему придется полагаться только на собственные силы. Строй солдат замер за спиной наместника молчаливой угрозой.

Плоская равнина текучего камня покрылась рябью, ощутив прикосновение разума, усиленного далекими механизмами. Бурая поверхность вздыбилась волнами, между ними пролегли пологие ложбины. Земля принимала облик далекого уголка чужого мира. Изменения происходили медленно, и усилие отзывалось тупой болью в голове наместника. Постепенно сформировались простейшие растения и, наконец здания, обычные для любой бенальской деревушки.

Это было селение Капасхенов – клана, заинтересовавшего Кроага задолго до неприятности, постигшей его в Келде. Кроаг унаследовал от увечного фирексийца и этот интерес. Он раз за разом продолжал испытывать свои силы здесь, оставив в покое низвергнутый Келд.

Селение возникло перед ним в точности таким, каким запомнил его Даввол. Машины извлекли этот образ из его безупречной памяти. Два мира пересеклись, оттеснив бушующий между ними хаос. Преграда рухнула. Даввол ощутил последний миг переноса. Его сознание распахнулось, приняв в себя бенальскую деревушку, над которой бушевала теперь гроза вторгшегося Ратха. Сотни смертных – крошечные искорки в его сознании – слышали раскаты грома, доносившиеся на Ратх из межмирного хаоса. Даввол ощутил это мгновение и остановил его.

Короткий повелительный жест – и одетые в черную броню воины устремились в селение, сражаясь и убивая – сразу в двух мирах. Даввол чувствовал, как новые жизни вплетаются в схему, передающуюся от механизмов в его сознание. Тяжесть нарастала. Одна за другой гасли искры: доминарианцы гибли под ударами его солдат. Воины вступили на узкую улочку, залитую теперь солнцем только с одной стороны. Даввол направлял их к особо избранным жертвам, наиболее пригодным для улучшения Породы рабов. Доминария стала его охотничьими угодьями, и никто не мог скрыться от его взгляда.

Однако что-то нарушило его планы. Кое-где атакующие встретили сопротивление. А его самого отвлекал гул бесплотных голосов. Воображению Даввола они представлялись светящимися очертаниями людей, целеустремленно разрушающих связь с машинами Твердыни. Лишь ценой огромного напряжения всех сил он еще удерживал эту связь.

Даввол пытался направить своих воинов против сопротивляющихся, но они не имели телесной формы, которую можно было бы поразить оружием. А пока он тратил силы на мысленное сражение, его солдаты в реальном мире не могли одержать победу. То один то другой беналец вставал у них на пути. И не только солдаты в кожаных куртках, случайно оказавшиеся в деревне в момент нападения или служившие охраной крестьянам. Вот кузнец, сокрушающий тяжелым молотом броню и черепа фирексийцев. А вот крестьянин, действующий обычной косой с такой ловкостью, будто перед ним не лапы устрашающих чудовищ, а толстые стебли травы.

Пока призрачные голоса звучали в его голове, нечего было и думать сломить сопротивление. Черные солдаты начали отступление, таща за собой живую добычу. Бенальцы, попавшие на Ратх, останутся там навсегда. Даввол между тем медленно опускал на место барьеры между мирами. Несколько образцов для опытов он все же получил, хотя не так много, как хотелось бы. Их оставят жить среди феков, дулов или котов. Вот вернулся последний из уцелевших солдат. Мучительная боль пронзила череп новым воплем призрачных голосов. Сознание Даввола потянулось к оставшимся в Доминарии мертвым или исковерканным телам фирексийцев и втянуло их обратно на Ратх в тот самый миг, когда рухнул последний барьер.

Тотчас же пропали и призрачные пришельцы. Ускользнули. Растворились в хаосе межмирия.

Сильнейший из них чуть помедлил, и Даввол потянулся к нему, чтобы вырваться из-под власти чуждого разума. Да, там был разум. Он ощущал его как еле слышный шепот. Даввол ударил сильней, ярость поражения давала ему новые силы.

Солитари.

И все кончилось.

Что это было? Имя? Название страны? Даввол не знал, и у него уже не было сил гадать. Он упал на колени, поддавшись слабости. Темнота перед глазами грозила поглотить сознание. Он боролся, не желая проявлять бессилие перед своим воинством. Ноги дрожали, но он сумел встать, полоснув взглядом глядевших на него фирексийцев, и, не отдав никакого приказа, решительно шагнул к маячившему за спиной порталу. Назад, в Твердыню. Ему было о чем поразмыслить.