звука, просто смотрел на лицо Учителя взглядом, граничащим с ненавистью, но Чу Ваньнин этого даже не заметил. Через некоторое время Мо Жань опустил голову, чтобы взглянуть на Ши Мэя. В голове вмиг стало пусто. Если что-то случится с Ши Мэем снова, тогда…

Человек в его руках закашлялся, и сердце Мо Жаня затрепетало, словно пойманная птица. Ши Мэй медленно открыл глаза и пробормотал хриплым, слабым голосом:

— А-Жань?

— Да! Да! Это я!

Облегчение и радость смыли все его тревоги. Глаза Мо Жаня широко раскрылись и засияли, когда он прижал руку к холодной щеке Ши Мэя.

— Ши Мэй, как ты себя чувствуешь? Где-нибудь болит?

Ши Мэй слегка улыбнулся, выражение его лица было все таким же ласковым. Он поднял голову, оглядываясь по сторонам:

— Почему мы здесь? Я потерял сознание... Ох! Учитель… этот ученик был некомпетентен… этот ученик...

Чу Ваньнин прервал его:

— Не напрягайся, не говори.

Он сунул в рот Ши Мэя красную таблетку:

— Раз ты очнулся, просто держи во рту это лекарство для очищения от яда, но не глотай его.

Ши Мэй послушно подчинился, а потом содрогнулся всем телом и его почти прозрачное лицо стало еще более белым:

— Учитель, почему вы ранены? Вы весь в крови...

Чу Ваньнин поднялся, посмотрел на Мо Жаня и сказал все тем же раздражающе мертвым голосом:

— Ты отведешь их обратно в усадьбу семьи Чэнь.

Теперь, когда Ши Мэй очнулся, мрак, что почти поглотил сердце Мо Жаня, рассеялся. Он кивнул:

— Хорошо!

— Я вернусь после того, как задам пару вопросов хозяину Чэню.

Чу Ваньнин отвернулся и сделал несколько шагов. Стоя лицом к бескрайней ночи, со всех сторон окруженный лишь пылью разрушений, ему, наконец, можно было отпустить себя и не притворяться. Нахмурив брови, он позволил боли отразиться на лице.

Его плечо было пронзено пятью когтями, мышцы и сухожилия порваны, повреждена кость. Он запечатал вены, чтобы не потерять сознание от потери крови, но сколько бы он ни притворялся спокойным и безразличным, Чу Ваньнин все еще был всего лишь человеком.

Он все еще чувствовал боль...

Но, что с того, что это больно? Просто переставляй ноги, просто иди вперед, и пусть свадебное платье развевается на ветру.

Все эти годы его уважали и боялись, но никто не осмеливался встать рядом с ним, и никто не заботился о нем. Он уже привык к этому. Юйхэн ночного неба, Бессмертный Бэйдоу. Никто не любил именно его, никто не заботился о нем в болезни, никому по-настоящему не было важно, жив он или мертв. Казалось, с самого рождения он не нуждался в помощи, поддержке и общении.

Так что не нужно жалеть себя. И в слезах нет никакого толку. Он просто вернется и перевяжет рану сам, отрежет гниющую и мертвую плоть, нанесет мазь, и все будет в порядке.

Неважно, что никто не заботился о нем. Все эти годы он шел по жизни один, и все было в порядке. Он может сам о себе позаботиться.

Чу Ваньнин подошел к воротам резиденции Чэнь, но не успел выйти во двор, как изнутри послышались пронзительные крики.

Не обращая внимания на кровоточащие раны, Чу Ваньнин бросился внутрь. И увидел, как растрепанная госпожа Чэнь с закрытыми глазами преследует сына и мужа. Она игнорировала только дочь семьи Чэнь, которая свернулась калачиком и тряслась от ужаса.

Увидев Чу Ваньнина, хозяин Чэнь и его младший сын бросились к нему с испуганными криками:

— Заклинатель! Заклинатель, спаси нас!

Чу Ваньнин прикрыл их собой и, быстро взглянув на закрытые глаза госпожи Чэнь, выругался:

— Разве я не говорил, что нельзя давать ей спать?!

— Мы не могли наблюдать за ней все время! Здоровье моей жены слабое, поэтому она обычно ложится рано. После вашего ухода она сначала пыталась не спать, но потом задремала и начала сходить с ума! Все время кричит что-то…

Хозяина Чэня била дрожь, он съежился позади Чу Ваньнина и даже не заметил, что на нем свадебный наряд, а на плече зияет рана.

Чу Ваньнин нахмурился:

— Что именно она кричит?

Прежде чем хозяин Чэнь успел открыть рот, чтобы ответить, обезумевшая женщина, оскалив зубы, бросилась к нему, но скорбный крик, сорвавшийся с ее губ, был голосом молодой девушки.

— Бессердечные и бесчестные обманщики! Расплатитесь со мной своими жизнями! Я хочу, чтобы вы все умерли!

— Одержима призраком, — Чу Ваньнин оглянулся на господина Чэня и резко спросил: — Вам знаком этот голос?

Губы хозяина Чэня задрожали, взгляд заметался из стороны в сторону. Нервно сглотнув, он взмолился:

— Заклинатель, пожалуйста, спаси нас! Умоляю, изгони призрака!

К этому времени госпожа Чэнь была уже в нескольких шагах. Чу Ваньнин поднял здоровую руку и указал на нее — молния мгновенно ударила с небес и заперла госпожу Чэнь внутри барьера.

Чу Ваньнин холодно взглянул на хозяина дома:

— Неужели вам не знаком этот голос?

 Хозяин Чэнь отчаянно замотал головой:

— Я правда не знаю! Я не знаю!

Чу Ваньнин больше не стал тратить время на слова. Он вытащил Тяньвэнь и связал мадам Чэнь по рукам и ногам.

Если бы он мог выбирать, то лучше бы связал хозяина Чэня. Допросить его было легче, и информация была бы более полной. Но у Чу Ваньнина были свои принципы: он не использовал Тяньвэнь для допроса простых людей. Поэтому, пропустив легкую цель, занялся допросом призрака в теле госпожи Чэнь.

Допрос призраков отличался от допроса людей.

Если Тяньвэнь допрашивала смертного, то, избегая боли, он просто не мог солгать. При допросе призрака нужно было сформировать ограничивающий барьер, который отрежет Чу Ваньнина и допрашиваемую душу от остального мира. Внутри барьера дух сможет обрести свою прижизненную форму и рассказать Чу Ваньнину правду.

Тяньвэнь внезапно ярко вспыхнула: свет прошел вдоль лозы от руки хозяина до госпожи Чэнь. Женщина вскрикнула и начала дергаться, когда красное пламя на ивовой лозе превратилось в жуткий синий призрачный огонь. Чу Ваньнин закрыл глаза. Призрачный огонь не мог причинить ему вреда, даже когда он прошел от лозы по всей его руке до груди, а затем погас. Все семейство Чэнь с ужасом в страхе наблюдало за происходящим, не понимая, что делает Чу Ваньнин.

Ресницы старейшины Юйхэна слегка затрепетали. Хотя глаза его все еще были закрыты, луч белого света медленно появился перед его мысленным взором. Из этого луча показалась белая женская ножка, а затем в поле зрения появилась молодая девушка лет семнадцати-восемнадцати.

Автору есть что сказать:

Мо Жань: — Чу Ваньнин, твой талант напускать на себя