Я искренне надеялась, что этот маленький квадратик благополучно вывалится из карточки Андрюши Петрова и ни один специалист не будет его внимательно рассматривать. В противном случае размер левого «глазного» зуба двухлетнего ребенка может не только удивить, но и напугать медиков. Клыку такой величины позавидовал бы юный Дракула!

Улицу Березовую мы искали долго. Часа полтора колесили по городу, сделав три остановки в местах хоть сколько-нибудь массового скопления народа: у колбасного ларька, у пекарни и у фирменного магазина Тихореченской кондитерской фабрики. В каждой торговой точке мы делали покупки и вскоре создали в машине продовольственный запас, которого нам должно было хватить на обратную дорогу: палочка колбасы, пышный мягкий каравай и сливочные помадки. Правда, конфеты – два двухсотграммовых пакетика – охочая до сладкого Ирка слопала за десять минут. Помадки «Буренка-ядренка» с дробленым орехом и «Буренка-варенка» с вареной сгущенкой оказались свежими и вкусными, поэтому очень скоро от них остались только фантики. Сложив бумажки от «Буренок» в кулечек, довольная Ирка предложила продолжить серию конфетами «Буренка-куренка» с табачной крошкой, «Буренка-дуренка» с опийным маком и «Буренка-мудренка» с сюрпризной начинкой, всякий раз новой.

Меня буреночная тема ничуть не заинтересовала. Я критически рассматривала этикетку, налепленную на палку сухой колбасы. Это изделие местного мясокомбината носило подозрительное название «Солями», и я сосредоточенно изучала информацию о составе колбаски, надеясь выяснить, какими именно солями она богата. Очень хотелось надеяться, что не солями тяжелых металлов!

Однако именно информация продавщицы из мясного ларька вывела нас на финишную прямую и позволила благополучно завершить поиски улицы Березовой. Это и впрямь был конец города, самая окраина. Дом номер три оказался покосившейся саманной сараюшкой, прохудившаяся шиферная крыша которого уже была в пути: она сползла набок, как ухарски заломленная треуголка, и опиралась на старую грушу, точно старуха на клюку. Домишко производил впечатление необитаемого и заброшенного.

– М-да, шикарный особняк! – критически молвила Ирка, заглянув в замусоренный двор поверх покривившегося заборчика.

– Эй! Че надо-ть? – Со стороны соседнего двора послышался встревоженный голос.

Я повернула голову к сооружению, о котором его обитатели могли с полным правом говорить: «Моя хата с краю». Сразу за огородом дома номер один начинались овраги и буераки, в отдалении превращающиеся в бескрайнее кукурузное поле.

– Хто такие? – строго спросило существо неопределенного пола и возраста, облаченное в линялые «трикошки» и грязную тельняшку.

Прелестное создание стояло за провисшей оградой из ржавой металлической сетки в гордой позе революционного матроса, подставляющего грудь под вражеский выстрел. Наличие какой-то груди позволяло угадать в пьяном матросе женщину. Опухшая физиономия, мешки под глазами и цепкий вороватый взгляд выдавали алкоголичку со стажем. В данный момент дама была относительно трезва, и это помогло мне найти безошибочную линию поведения.

– Соседей ваших ищем, – громко сказала я, вдоль дощатого забора перемещаясь поближе к выжидательно застывшей морячке в тельняшке.

– Петровых, что ли? – прищурилась мадам. – А на кой они вам?

– Хотим знать, где они, кто они, как, когда и почему, – ответила я, издали показав морячке сторублевку из числа своих сыщицких денег на расходы.

– Это мне? – Баба облизнулась и протянула поверх заборной сетки грязную ладонь. Рука дрожала.

– Рассказывайте, – велела я, не спеша опустить купюру в протянутую руку. – Все, что знаете о Петровых.

– Дык я ить много знаю! – задергалась баба. – Чай, двадцать лет бок о бок прожили!

Я положила сторублевку в подергивающийся ковшик грязной ладони и подвесила в воздухе перед мутными глазами собеседницы вторую купюру:

– Больше расскажете – больше получите!

– Да я завсегда! – обрадовалась и засуетилась баба. – Вы заходите, заходите во двор! Толкайте калитку, она не заперта. Я только в ларек сгоняю и сразу сядем разговаривать. За стол сядем, че мы, не люди?

Она поддернула сползающие штаны и наладилась шмыгнуть в калитку, но молчаливая Ирка своим могучим телом преградила ей путь.

– Ирка, локомоторс пойло! – вполголоса повелела я подруге.

– В ларек я сама сгоняю, не беспокойтесь, – грозным басом сказала подруга, безропотно подчиняясь моему заклятию транспортировки.

Она бесцеремонно вынула из чумазой лапки морячки мой первый стольник и любезно поинтересовалась:

– Что дама пьет?

– Так беленькую же, – подобострастно хихикнула дама.

– Беленькую так беленькую, – обронила Ирка, выходя со двора.

Я проводила взглядом отъезжающую «шестерку» и повернулась к поникшей хозяйке:

– Присядем? – жестом я указала на деревянный стол, вкопанный в садочке под яблоней.

Серый древесный ствол вырастал из пригорка, затянутого сорной травушкой-муравушкой и самопроизвольно выросшими вьюнками, так что этот уголок двора выглядел вполне симпатично. А длинный штабель серых от вековой грязи и пыли пустых бутылок, если смотреть на него с сильным прищуром, мог с натяжкой сойти за поленницу дровишек.

Я подумала, что хозяйка домовладения в кругу выпивох может считаться зажиточной дамой: вон у нее сколько ценной стеклотары! Только пункта приема бутылок, наверное, поблизости нет, вот и скопилось у морячки целое состояние в пустых поллитровках!

– Самая надежная валюта! – похвасталась баба, перехватив мой взгляд. – Доллар скачет туда-сюда, ровно блоха, рубль все обесценивается, а пустой пузырь завсегда в цене!

– И потому пузырь пустой гораздо выше ценится, – поддакнула я, слегка переврав песенку мультипликационного Винни-Пуха.

Между прочим мне подумалось, что не зря Ильич, памятник которому стоит на центральной площади городка, утверждал, будто кухарка может управлять государством. Наверное, не всяким государством, но нашим уж точно! Почему нет, если у нас запойная алкоголичка в вопросах котировки ценностей может дать фору всей валютной бирже!

– Ну, начнем беседу? – повторила я.

– Че, и горло не промочим? – оскорбилась баба. – Не, так не пойдет! Че я, гостей нормально принимать не умею, че ли!

Обшарпанный столик был пуст и чист, а потому вполне устраивал меня в качестве гостиной, а что до нормального приема, то пить и есть тут мне совсем не хотелось. Особенно не хотелось пить водку, бутылку которой буквально через пяток минут доставила Ирка.

– Че, только один пузырь? – огорчилась морячка.

Она уже успела сообщить мне, что ее зовут Веркой.

– Напузыритесь после нашего ухода, – утешила ее Ирка, широким жестом выставляя на деревянный стол непочатую бутылку и одинокий пластиковый стаканчик.