Как ни прискорбно, но он прав. Я действительно могла все испортить, если бы сорвалась прямо сейчас. Но беспокойство за мать грызло, несмотря на понимание ситуации.

– Что предлагаешь?

– Дождаться утра и сделать так, чтобы у меня оказались развязаны руки. Ты перепишешь заявление, укажешь, что нападал кто-то, похожий на мать. Тогда я смогу начать официально её искать для снятия показаний.

– Они будут нас ждать, – это я понимала, как никогда четко. И вчерашний визит Леши к бабке нам совсем не на руку. Эх, знать бы, где упасть…

– Они будут ждать меня, – последнее слово он особо подчеркнул. – Но не группу захвата.

У меня даже голова болеть перестала от удивления:

– Какую ещё группу захвата?!

Алексей глубоко вздохнул, но вслух на бестолковость сетовать не стал. В конце концов, сам меня вырубил, пусть теперь не жалуется на слабую мозговую деятельность:

– Ты сейчас пишешь заявление, из которого следует, что напали на тебя во время служебного задания. – Ага, помнится, как раз тот отчет для Потапыча только-только закончила, а что, тоже задание и очень даже служебное. По своей воле я эту муть в законный выходной сроду писать бы не стала. – Подробненько перечисляешь приметы своей матери. Пальцем на неё указывать не надо, но и дураку должно стать понятно, что это она.

– А дурак будет читать это заявление?

– Если все пройдет гладко, то не будет. А если нет, то лучше подстраховаться. Не хочу, чтобы ребят, которые будут нам помогать, потом затаскали.

Резонно. И довольно предусмотрительно.

– Так понимаю, что мы всем колхозом отправимся выручать мою мать?

– Я бы предпочел, чтобы ты пока пересидела в безопасном месте, но это вряд ли возможно. Поэтому – да.

– Ты ведь уже все продумал в деталях? – Он коротко кивнул. – И начал выполнять? – Снова кивок. – Иногда ты меня так бесишь… Что ещё я должна знать?

– С нами пойдет Васильев.

Прикинула, на кой черт может сдаться Антон, и высказала единственное более-менее выдерживающее критику предположение:

– В качестве раздражающего фактора?

– И это тоже. Что-то, а выводить из себя умеет, – Леша на секунду сморщил нос. – А ещё он будет представителем от своего вида. И, если понадобится, сможет свидетельствовать в нашу пользу.

Были у меня на этот счёт сомнения, мы же с ним бывшие супруги, это не утаишь, так что вряд ли его сочтут достойным доверия свидетелем… Но в вопросах права паранормалов я немного плаваю, так что предпочла положиться на Воропаева. Да и козырь в рукаве у Антона есть, вот только пользоваться им ой, как не хочется. Потому что по своим тоже срикошетит.

Судя по собранному и спокойному лицу, Алексей, предполагая некоторые трудности, тем не менее, не считал это предприятие безнадежным. Чем хоть как-то успокаивал. Потому что у меня не получалось предсказать действия родни. С одной стороны, не совсем же они отмороженные, чтобы причинить мама вред. С другой – та же бабка Марьяна двинутая на всю кукушечку.

Надеюсь, никто не успел докопаться до правды по поводу моего фертильного здоровья. Потому что операцию сделала мать. Случилось это после долгих уговоров с моей стороны и её сомнений. Помнится, тогда едва ли не первый раз за всю жизнь крепко разругались. Она уговаривала не спешить, но, вместе с тем, признавала, что это выход. И, в конце концов, не смогла остаться в стороне, доверив здоровье дочери кому-то другому.

Мы никогда не были особо близки. Даже в глубоком детстве помню ощущение отчужденности, постоянно исходящее от мамы. Она скрупулезно исполняла родительские обязанности, но душевного тепла никогда не выказывала. Отца я не помню, это был династический брак, она наследница одного сильного клана, он – ведьмак из другого, чуть менее сильного, зато многочисленного. Их свели, как домашних животных, ради улучшения породы. Надеюсь, она всё-таки испытывала к отцу хоть какие-то чувства.

Не знаю, страх ли, что могу повторю судьбу сестры, психологическая ли травма сделали мать такой холодной, но факт остается фактом. Её трагедия была двойной – мало того, что лишилась первой дочери, принесенной в жертву, так ещё и следующий ребенок родился старшим в своем поколении. Уже взрослой я узнала, как страшно ей было забеременеть повторно. Как она ждала больше года, проклиная семью и свой дар. А потом всё-таки решилась. Но теперь мама была осмотрительнее, выждав, пока не забеременеет кто-то из двоюродных сестер. Дождалась. Их было сразу две, что, учитывая плодовитость ведьм, не так уж удивительно. Вот только одна погибла, не успев родить, а вторая стала матерью мальчика. Явная ирония, если учесть, что за всю историю нашего рода ведьмаков можно пересчитать по пальцам одной руки. Как, впрочем, и в других сильных кланах – чем могущественнее род, тем чаще рождаются девочки

Вот так я и оказалась претенденткой на то, чтобы стать следующей главой рода. А мама вынести этого не смогла. Хотя предупредила не сразу – выходя замуж за Антона, я была в счастливом неведении по поводу ведьминских перспектив. И уже после первого развода, когда бабка начала настойчиво сватать ведьмаков и магов подходящего воспитания и уровня дара, узнала, что к чему.

– О чем бы ты ни думала с таким видом, помни – я постарался свести риск к минимуму, но нам всё равно нужно быть осторожными, – он взлохматил мне волосы и крепче прижал груди.

– Я поняла. Спасибо. Скажи честно, зачем ты это делаешь? – Не то, чтобы мне приспичило выслушать признание в любви, но прояснить ситуацию следовало бы. И желательно прямо сейчас.

Алексей убрал руки и сел на кровати так, что я видела только его спину.

– Ты… дорога мне.

И тишина.

Офигенно развернутая причина, но, чую, ничего более полного мне не грозит. Поэтому пришлось подтолкнуть в нужном направлении, иначе меня любопытство сгрызет:

– Хочешь сказать, что пронес светлое чувство через полтора десятка лет?

– А это тут при чем? – Облом, значит, дело не в том неизгладимом впечатлении, которое я произвела на суде. И от этого даже на душе приятнее. – Когда у Юры зашла речь о кураторе, конечно, вспомнил тебя, но не мгновенно. Ты тогда была не такая. Моложе, наглее. – Вот тут я прямо растерялась – вроде, и комплимент сказал, но и про возраст упомянул. Хотя, таки да – тридцать семь это далеко не двадцать пять. – Сейчас ты другая. Мягче, мудрее.

Ну, и ладно, все равно приятно.

– Спасибо. Ты мне тоже дорог.

Воропаев, поняв, что пытка вопросами на эту тему закончилась, облегченно вздохнул, хотя и постарался сделать это максимально незаметно. Нет, вот что за народ – как по работе, так соловьём заливается, даже если уже давно всё поняла, а как дело касается испытываемых чувств, так сразу косноязычие нападает. Но менее волнительно от этого не становится.

Мы немного помолчали, думая каждый о своём, а потом Алесей добавил: