Ну и третья — такие огромные аквариумы не так часто заказывают. Возможно, он их даже несколько заказывал, на вырост.

— К счетам Новикова у нас допуска не будет…

— Подключи Императорскую гвардию. Мы сейчас их работу выполняем, так что будет правильным, если они что-то сделают сами.

Мы вернулись в кабинет Новикова и на всякий случай еще раз просмотрели записи, в надежде найти хоть какое-то указание на укрытие Накреха. И все это происходило под аккомпанемент возмущения со стороны Мальцева, к которому присоединились сын с невесткой, не понимающие, что происходит. Присутствие при обыске императора их ничуть не успокоило, напротив — напугало. Вообще, сын Игнатия Мефодьевича показался мне довольно трусливым человеком, который привык все решать деньгами, не полагаясь на личную силу, которой у него было куда меньше, чем у отца. Но Мальцев и сам мало понимал из того, что происходит, поэтому успокоить родных не мог.

Глава 26

После Мальцевых, выполняя обещание, данное Ефремову, мы всей толпой поехали в его вотчину, потому что император решил поехать с нами.

Ефремов ничуть не преувеличивал. Глазьев действительно себя не контролировал вовсе. Глаза его были совершенно пусты, а на губах закрепилась дебильная улыбочка, причем из уголка рта еще и слюна текла. Ефремов воспользовался моей идеей, поэтому за Романом присматривала сиделка, а сам он щеголял в огромном подгузнике, который ему необыкновенно шел. Так бы смотрел и смотрел…

— Что скажете? — недовольно спросил Ефремов, когда молчание затянулось.

— Тимофей? — повернулся я к нашему целителю, которые все это время не просто пялился на пациента, а его сканировал, чему не препятствовали антимагические браслеты.

— Выглядит здоровым, — неохотно ответил Тимофей. — Но я с душевнобольными раньше не сталкивался. Аура более тусклая и источник выглядит неживым, но это может быть следствием блокировки.

— Неживым — это как? — удивился я определению.

— Не знаю, — задумался Тимофей. — Не могу объяснить. Просто смотрю и понимаю — там жизни нет.

— Дмитрий Максимович, — обратился я к Ефремову. — Можно вас попросить принести для эксперимента еще одни наручники, блокирующие магию?

— Запросто. Они у меня с собой. На ком проверять будете? Своих не дам.

— На мне и проверим, — предложил я, потому что идея моя и страдать из-за нее никто посторонний не должен. Очень уж неприятное чувство вызывают такие устройства.

Ефремов вытащил блокираторы и защелкнул на моих руках. Настало ожидаемое мерзкое состояние, когда ты существуешь отдельно от своей магии, чувствуешь ее, но прикоснуться не можешь. И сосущая пустота внутри. К ней можно приспособиться, но поначалу она оглушает.

— Нет разницы с тем, что было до блокировки, — сказал Тимофей. — Ни в ауре, ни в источнике.

— Что за источник-то? — заинтересовался Ефремов.

— Целительский термин, — обтекаемо ответил я, потому что не собирался раскрывать тайны клана. — Снимайте с меня блокираторы.

— Ты в них так хорошо смотришься, Елисеев, — поерничал Ефремов, отщелкивая браслеты. — Главное — вреда от тебя нет.

— От меня, Дмитрий Максимович, сплошная польза, — не удержался от подначки и я. — Вот и сейчас я занимаюсь тем, чем должны заниматься вы. Поскольку Глазьев встречался с тем, кто планировал заменить собой императора.

— Планируют многое, мало кому удается достичь последнего пункта плана, — скептически сказал Ефремов. — Если я о нем не слышал, это значит, что заговорщик был совсем мелким.

Сейчас он выступал перед императором, показывая собственную значимость, но тот не оценил.

— Это значит, Дмитрий Максимович, что тот слишком хорошо шифровался и мог достичь своей цели, если бы не вмешательство Ярослава. Но я вас не обвиняю, — сказал он вмиг поскучневшему Ефремову. — Ваша контора его засечь не могла. Сначала в ней сидел завербованный Зимин. — Перед словом «завербованный» император сделал паузу, подбирая нужное слово, чтобы ненароком не выдать лишнего. — И он старательно маскировал все, что считал нужным. А вам такое пока не попадалось. У меня нет претензий к вашей работе.

Постников подтолкнул меня локтем, намека,я что наступил момент попросить Ефремова о расследовании.

— Есть вещи Дмитрий Максимович, которые ваше ведомство делает куда лучше моего.

— Например? — хмуро спросил он, потому что императорская речь его ничуть не утешила, напротив, заставила почувствовать себя некомпетентным.

— Дмитрий Ефремович, противостоящая нам всем тварь владеет такими методиками, о которых вы не знаете. Зато только вы можете вычислить ее логово, потому что нам никто не даст доступа к счетам, например, или к списку купленной недвижимости.

— Ярослав, а не опасно? — нахмурился император. — Кто-то наверняка держит в курсе нашего преступника.

— Пока точно нет. И чем быстрее мы его найдем, тем вероятнее, что он больше ничего никому не сделает.

— Насколько я понял, преступником был Новиков, — удивился Ефремов. — А он сбежать не мог. Он же у вас в стазисе. Неужели упустили?

— В том-то и дело, что не Новиков. И очень похоже, что сбежал.

Это мы сможем определить точно, только когда вытащим из стазиса Новикова. Но в списке приоритетных целей пока это была не первой. Что-то мне подсказывало, что Накреха там уже нет, а значит, даже если мы его вдруг оживим, то получим вариант Романа Глазьева в его нынешнем виде.

— Четко говорите, что нужно, — Ефремов все равно хмурился, но было видно, что он несколько оттаял.

— Движения крупных денежных средств со счета Новикова. Покупка примерно в это время или позже дома. Покупка большого аквариума. Вроде все?

Я повернулся к Постникову. Тот кивнул.

— Не все, — спокойно сказал Тимофей. — Нужен еще доступ в психиатрическую клинику, где держат магов, чтобы я мог сравнить то, что я вижу тут, с тем, что будет там.

— Это-то самое простое, — оживился Ефремов. — Это я могу прямо сейчас устроить. А с Глазьевым что делать?

— Чем раньше мы поймем, что с ним, тем с большей вероятностью определим, что с ним делать.

— Егор Дмитриевич очень нервничает, — намекнул Ефремов.

— Он должен был нервничать раньше, до того, как его сын вляпался в это дерьмо, — сухо сказал император указав на Глазьева-младшего.

— Мы его отмыли, — возмутился Ефремов. — Не надо таких намеков.

— Я имел в виду ситуацию в целом, а не состояние Глазьева, — без тени улыбки ответил император, хотя меня тянуло расхохотаться. — Я вас покину. Если будет что-то срочное — звоните в любое время дня и ночи. Это вас обоих касается.

Он ушел, а Ефремов засуетился, раздавая приказания подчиненным. Потому уточнил:

— Ничего не забыли?

— Пока это все, что нужно, — ответил Постников. — Но в процессе может вылезть что-то еще.

— Тогда поехали, — скомандовал Ефремов.

— Куда?

— В психушку для магов, разумеется. Вы же об этом просили. А мне срочно нужно что-то решать с Глазьевым. Егор Дмитриевич пока успешно отвлекается моим секретарем, но, как понимаешь, Ярослав, это ненадолго.

Выехали мы опять на нашем микроавтобусе, потому что Ефремов решил поехать один, не стал брать с собой никого из подчиненных. Боялся, наверное, что кто-то выдаст его местонахождение и ушлый Глазьев-старший догонит и предъявит претензию. А то еще доберется до сына и схлопочет удар — такое зрелище для родни не слишком приятно.

Больница была за городом, но мы доехали быстро. Ефремов немного поорал на проходной, и вскоре мы стояли рядом с дежурным врачом, у которого на щеке отпечатался уголок книги. Везет некоторым людям — у них находится время спокойно поспать. Выглядел врач расслабленным, немного сонным и ничуть не обеспокоенным нашим визитом.

— Кого конкретно вам показать? — уточнил он после объяснений Ефремова.

Тот повернулся к нашему целителю, переадресуя вопрос ему.

— Спокойных пациентов, которые ни на что не реагируют, — пояснил Тимофей. — И которые долго находятся в блокираторах.

— Долго — это сколько?

— Хотя бы пару часов.

— А если дольше? У нас если надевают, не снимают во избежание несчастных случаев.

— Дольше не страшно. Главное — не меньше, — уверенно ответил Тимофей.

Врач задумался помотылял пальцами в воздухе, как будто пытался подсчитать, сколько у него таких пациентов, потом сделал приглашающий жест и сказал:

— Тогда пойдемте.

Увязались за ним все. Впереди, конечно, шел Тимофей, но мы с Постниковым его без присмотра оставлять не собирались. Что касается мотивов Ефремова, то он о них умолчал, но они точно были, поскольку смотреть на психов — удовольствие сомнительное.

А смотрели мы их много. Заходили в палату, Тимофей подключал целительское сканирование, причем отводил на него куда больше времени, чем обычно, делал свое заключение, которое выражалось в бормотании под нос непонятных слов, потом шел