Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он-то думал, что литературно-криминальная эпопея закончилась.
– Ну, во-первых, Бартенев уверен, что это не навсегда. Рано или поздно она и письмо Пушкина явят себя миру. А во-вторых, остались фотографии, копии документов, материалы исследования, а это тоже немало. Для науки вообще бесценно. Короче. Я сделала запрос.
– Запрос?
– Да. Месяц назад. Думала, мне откажут, но сегодня пришло приглашение. Что скажешь?
Что он скажет? А что он может сказать?
– Конечно, поезжай. А надолго?
– Приглашение на десять дней. Больше я все равно не выдержу.
– Когда вылет?
– Завтра.
– Отлично.
Ничего отличного в этом для него не было. С тех пор как ему достались Глафира с Мотей, он чувствовал себя многодетным отцом. И степень ответственности за них возрастала в геометрической прогрессии. Ну какой нормальный отец отпустит свое неразумное дитя неизвестно куда, да еще на столь долгий период? Десять дней! Это же с тоски умереть можно! Как он будет жить без Глафиры? А Мотя? А Ярик?
Настроение резко испортилось. Он вышел на крыльцо и долго стоял там, дымя сигаретой.
– Что-то рассиропился ты, Шведов. Раскис, – сказал он самому себе.
Выкинул окурок и пошел работать.
Прощаясь в аэропорту, Глафира божилась, что будет звонить и писать в мессенджер каждый день по сто раз минимум. Первые два дня так и было. Потом стала звонить лишь два раза в день, и голос ее при этом становился все скучней. Поиски успехом пока не увенчались, но Глафира бодрилась.
– А ты знаешь, что именно в музее Чарторыйских находится знаменитая «Дама с горностаем» Леонардо да Винчи? Я была поражена! Иду, а она висит! В отдельной комнате, в полумраке, чтобы краски не пострадали от искусственного освещения. Я глазам не поверила! Это же моя любимая картина! Но дело не в этом! Знаешь, кто ее сюда привез? Адам Чарторыйский собственной персоной! Вот так совпадение! Я вообще думала, что «Дама» в Италии или в Париже. А она тут, в Кракове!
Сергей слушал ее старательные восклицания и испытывал жгучее желание поехать в этот Краков, забрать оттуда свое сокровище – просто сгрести в кучу и вывезти любым способом – и больше никуда не отпускать. Никогда.
Через неделю она перестала звонить и посылала только короткие эсэмэски типа «Все хорошо, скучаю, целую». Шведов злился, но сам не звонил. Отвечал в том же духе: «Ждем, скучаем, целуем».
А потом не выдержал и набрал ее номер.
– Я жива, – ответила она сдавленным шепотом.
– Какое облегчение. Я уж думал, тебя захватили польские русофобы и пытают.
– Обошлось. Не злись только. У меня времени мало. Да и хвастаться было нечем.
– Ничего не нашла?
Глафира чем-то пошуршала в трубке.
– Надежда не потеряна.
– Я просто хочу знать, прилетишь ты во вторник или нет.
– Да куда я денусь? – сердито проскрипела она.
– Так я встречаю?
– Встречай.
И отключилась.
Вот и вся любовь. А еще уверяла, что и дня без него не проживет. Вообще, он собирался жениться на простой, милой девушке, а теперь, похоже, на научном работнике. Кто-нибудь знает, как с ними обращаться?
Едва он выцепил Глафиру взглядом в толпе пассажиров, спешащих к выходу из зоны прилета, сразу понял, что возвращается она со щитом. Этот взгляд победителя не спутаешь ни с чем.
Он уже открыл рот, чтобы поздравить с удачей, как она бросила чемодан и кинулась ему на шею.
– Я думала, умру там без тебя! Еле дождалась! – выпалила Глафира, целуя его в щеки и в нос.
Он уже собрался сказать: если бы скучала, то звонила бы чаще, но решил, что занудствовать не стоит. Не хватало еще, чтобы его куелдой сварливой обозвали при всем честном народе!
– Я сам чуть не сдох, – прошептал Сергей в розовое ухо и поцеловал по-настоящему.
Они постояли немного, целуясь и как бы заново привыкая друг к другу, пока какой-то рвущийся на свободу мужик не задел их безразмерным клетчатым баулом.
Шведов подхватил багаж, взял ее за руку и потащил к выходу.
– Как Ярик? – спросила Глафира, стараясь шагать в ногу.
– Мотя откормила его до состояния рождественского гуся.
– Ей только попадись.
– Это точно. Так ты нашла, что искала?
– Ничего не буду рассказывать на ходу. Хочу растянуть удовольствие. – Кто-то когда-то говорил ей эту фразу.
Глафира вспомнила парковую дорожку, неспешный скрип коляски, счастливого профессора, раскрывающего перед ней тайны прошлого…
Кажется, прошла вечность.
К их удивлению, ни Моти, ни Ярика дома не было. Глафира с Сергеем дружно выхватили телефоны.
– Мотя поехала на рынок за свежей рыбой.
– Ярик пошел к репетитору.
Они сказали это одновременно и рассмеялись.
– Похоже на заговор, – предположил Шведов.
– Очень похоже, – согласилась Глафира и шагнула к нему.
Домочадцы вернулись лишь через два часа, причем одновременно.
«Как пить дать – сговорились», – подумала Глафира, глядя на их лица.
– Мы думали, вы нас голодом уморить решили, – изображая возмущение, проговорил Шведов, появляясь из ванной.
– Они о нас и думать забыли, – подтвердила Глафира, расчесывая мокрые волосы.
– Мы забыли? Мы уморить? Теть Моть!
Ярик аж задохнулся от возмущения и такой несправедливости. Неужели эти двое даже не заметили, что стол давно накрыт? Еще с утра. Так им с Мотей не терпелось.
– Не слушай этих баламошек, мой ангел, – спокойно ответила Мотя. – Это они шутят так. Давайте-ка лучше приниматься за обед. Простыло все.
Шведов подскочил к столу первым и отодвинул стул.
– Прошу, мадам.
Приосанившись, Мотя чинно уселась во главу стола и подняла стакан с томатным соком:
– Ну, с приездом, что ли, Глашенька!
Последним насытился, как всегда, Ярик. Его щеки действительно округлились и порозовели. И это за десять дней! Что же будет через год?
Глафира посмотрела на довольную Мотю. Дорвалась, голубушка. Теперь ее не остановить.
– Так ты готова поведать о своей находке? Или еще нет? – спросил Сергей, когда все наконец отвалились от стола.
Глафира набрала воздуху и с шумом выдохнула. Теперь готова.
– Когда Адама выслали в Италию, он не надеялся вернуться в Россию и прощался с Елизаветой навсегда. Но судьба распорядилась иначе. Когда на трон взошел Александр Первый, он назначил старого друга министром иностранных дел. Правда, ненадолго. Реформаторский пыл императора угас, Адам снова остался не у дел и в восемьсот десятом году навсегда покинул Россию. К тому времени страстная любовь между Елизаветой и Чарторыйским была в прошлом. В ее жизни появился другой мужчина, Алексей Охотников, но он умер от ножа подосланного убийцы. У Елизаветы от Охотникова был ребенок, которого она тоже потеряла, как и дочь от Адама. В общем, они оба много пережили, изменились, повзрослели, но все равно оставались близкими людьми. Ведь их так много связывало!