— Ты не сообщаешь мне ничего нового. Все это я уже знаю.

— Погодите, это только предыстория. Уилсон и Айкон вместе создали «Юнилэб», научно-исследовательский центр, до сих пор снабжающий мобильными лабораториями и оборудованием такие группы, как «Врачи без границ» и «Право на здоровье». За свою работу «Юнилэб» получил Нобелевскую премию. Это случилось вскоре после того, как жена Айкона была убита взрывом в Лондоне, где работала добровольцем в детской больнице. Более пятидесяти жертв, в основном дети. Жена Айкона была на пятом месяце беременности.

— Она была беременна… — Ева задумчиво прищурилась. — Пол плода установили?

— Женский.

— Мать, жена, дочь. Он потерял трех женщин, которые, надо полагать, были ему дороги. Сурово.

— Страшно. Очень много пишут о трагической и героической смерти его жены, о них как о супружеской паре. Великая любовь и такой страшный конец. Очевидно, после этого он замкнулся, перестал общаться с людьми, много работал для и внутри «Юнилэб», много времени проводил с сыном. А вот Уилсон, наоборот, много путешествовал по миру, устраивал кампании за отмену запретов на нетрадиционные способы применения генной инженерии.

— Это я знала, — тихо сказала Ева.

— Уилсон произносил речи, читал лекции, писал статьи, вкладывал в это большие деньги. Веским доводом служила сама война. При небольшой модификации генов дети рождались бы с повышенными умственными способностями и пониженной склонностью к насилию. Мы используем генную инженерию, чтобы лечить или предотвращать врожденные заболевания,

так почему бы не создать более миролюбивое и интеллектуально развитое поколение?

Это старый довод в старом споре, — продолжала Пибоди. — Сторонники генной инженерии использовали его не одно десятилетие. В атмосфере всеобщей усталости от войны Уилсону удалось завербовать нескольких влиятельных сторонников. Но тут возникает множество проблем. Кто будет решать, где остановиться с интеллектом? Какой уровень агрессивности считать достаточным, даже необходимым для выживания и самообороны? И, раз уж мы занялись выведением расы господ, кого будем плодить: белых детей или черных? Белокурых бестий? И где границы между наукой и природой? Кто будет платить? А Уилсон в ответ говорил, что у человечества есть неотъемлемое право и даже долг совершенствоваться, бороться со смертностью и болезнями, покончить с войной, сделать следующий шаг на пути эволюции. Благодаря новой технологии мы создадим высшую расу, расширим наши физические и интеллектуальные возможности.

— Помнится, раньше уже был один такой тип, который нес ту же хрень?

— Да, у Уилсона были предшественники. И его противники не замедлили разыграть ту же карту, что шла в ход и раньше: обозвали его Гитлером. Но тут Айкон вышел из своей пещеры и вступился за него. Он опубликовал фотографии новорожденных, которых ему пришлось оперировать, и спросил, какая разница: предотвращать генетические дефекты до рождения или исправлять их после? И раз уж закон, наука, этика разрешили манипуляции генами на уровне стволовых клеток для лечения недугов, не пора ли двигаться дальше? Его голос был услышан, под его влиянием были сняты некоторые запреты. Методы генной инженерии стали применять для устранения наследственных дефектов. Но потом пошли слухи о том, что «Юнилэб» занимается запрещенными экспериментами, далеко выходящими за рамки закона. Конструирование детей, например, селекция, генетическое программирование, даже репродуктивное клонирование.

Ева слушала, откинувшись в кресле. Теперь она выпрямилась.

— Слухи или факты?

— Ничего доказать не смогли. У меня есть отрывочные данные — Надин их выделила — о том, что оба они, Уилсон и Айкон, попали под расследование. Но пресса об этом почти не писала: никто не хотел чернить двух нобелевских лауреатов, причем один из них был героем войны, вдовцом, воспитывающим сына в одиночку. Добавьте к этому большие деньги, и шум вскоре утих.

— А после войны, когда настроения переменились, — кстати, в это время движение хиппи вторично пережило бурный расцвет, — Уилсон и Айкон отступили. Уилсон с женой к тому времени уже открыл свою школу, а Айкон целиком посвятил себя восстановительной хирургии, добавив к ней пластическую хирургию. Он построил в Лондоне клинику и детский приют, названные в честь покойной жены, и стал расширять свою медицинскую империю по всему миру. Тогда же и была построена его знаменитая клиника в Нью-Йорке.

— И примерно в то же время, когда школа Брукхоллоу расправила крылья, а Айкон начал строить свои клиники по всему миру, он становится опекуном пятилетней дочери своей коллеги. Как раз вовремя, чтобы записать ее в школу. Представительства «Юнилэб» разбросаны по всему миру…

— Головная организация находится в Нью-Йорке, при клинике Айкона.

— Удобно, когда вся твоя работа сосредоточена в одном месте, — задумчиво заметила Ева. — Рискованно, но удобно.

«Три незаполненных вечера в неделю. Каждую неделю, — напомнила она себе. — Чем же еще заполнить это время, как не работой над любимым проектом?»

— Было бы благоразумнее с его стороны не смешивать одно с другим, но мы поищем, — сказала она вслух. — Слушай, а что мы ищем?

— Хоть убейте, не знаю. Я провалила биологию и еле-еле сдала экзамен по химии.

Ева так долго сидела, уставившись в пространство, что Пибоди, в конце концов, щелкнула пальцами.

— Эй, вы здесь?

— Придумала. Найди мне Луизу. Спроси ее, не желает ли она, чтобы ей вымазали все тело липкой жижей, поджарили волосы или что там еще в сегодняшнем меню? Поднажми на нее.

— Ладно. А что…

— Делай, что тебе говорят. — Ева повернулась в своем вращающемся кресле, включила телефон. Ей не хотелось идти по инстанциям и пробиваться через секретаршу Рорка, поэтому она использовала его частный номер и оставила послание в голосовой почте: — Свяжись со мной, как только сможешь. У меня есть тайное задание, которое придется тебе по душе. Я скоро поеду домой. Если ты сейчас занят, все расскажу, когда вернешься.

В двух кварталах от дома она заметила его в зеркале заднего вида. Ева так развеселилась, что набрала его номер на аппарате, укрепленном на приборном щитке.

— Хочешь зайти мне в тыл, приятель?

— Всегда с удовольствием на него любуюсь. Твое сообщение не показалось мне срочным, но оно было чертовски интригующим.

— Потерпи пару минут, я все объясню. На всякий случай: ты сильно загружен завтра?

— Кое-что есть, но все по мелочи: планы мирового господства, закупка индюшатины.

— Сможешь вырваться на пару часов?

— А это будет включать акты потного и по возможности запрещенного секса?

— Нет.

— В таком случае мне надо свериться с расписанием.

— Если найдешь для меня два часа и поможешь закрыть это дело, получишь акт запрещенного секса по твоему выбору.