litbaza книги онлайнДомашняяНового Времени не было. Эссе по симметричной антропологии - Брюно Латур

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 47 48 49 50 51 52 53 54 55 ... 67
Перейти на страницу:

Теперь я могу сравнить формы релятивизма в зависимости от того, принимают или не принимают они во внимание конструирование природы. Абсолютный релятивизм предполагает существование отдельных и несоизмеримых культур, которые не могут быть упорядочены никакой иерархией. О нем бесполезно говорить, поскольку он выносит за скобки природу. Что касается более тонкой формы культурного релятивизма, то здесь появляется на сцене природа, но ее существование не предполагает наличия какого-либо общества, какого-либо конструирования, какой-либо мобилизации или сети. Это природа, пересмотренная и исправленная гносеологией, для которой научная практика всегда находится вне поля исследования. В рамках этой традиции культуры распределяются как множество более или менее верных точек зрения на эту единую природу. Некоторые общества видят ее, «как сквозь дымку», другие — как сквозь густой туман, третьи — как при ясной погоде. Рационалисты будут настаивать на общих аспектах, присущих всем этим точкам зрения, релятивисты будут настаивать на неизбежной деформации, которую социальные структуры налагают на все эти восприятия (Hollis, Lukes, 1982). Первые будут разгромлены, если удастся показать, что культуры не совпадают в своих категориях; вторые утратят почву под ногами, если удастся доказать, что культуры совпадают в своих категориях (Brown, 1976).

На практике, однако, как только природа вступает в игру, не будучи привязана к какой-то одной культуре, всегда начинает тайно использоваться третья модель — та разновидность универсализма, которую я бы назвал «частичной». Одно из обществ — и это всегда наше общество — намечает общую рамку природы, по отношению к которой располагаются все остальные. Таково решение, предложенное Леви-Стросом, решение, которое позволяет отделить западное общество, создающее особое толкование природы, от самой этой природы, ставшей чудесным образом известной нашему обществу. Первая половина аргумента делает возможным умеренный релятивизм — мы являемся только одной культурой среди множества других, но вторая часть делает возможным тайное возвращение надменного универсализма — мы остаемся абсолютно другими. В глазах Леви-Строса, однако, никакого противоречия между двумя половинами не существует, и как раз потому, что наша Конституция, и только она, позволяет отличить общество А, созданное людьми, от общества А', состоящего из нечеловеков, но навсегда отъединенного от первого! Сегодня это противоречие может заметить только симметричный антрополог. Эта последняя модель представляет собой общее основание двух других, что бы ни говорили релятивисты, которые релятивистским образом подходят только к культурам.

Нового Времени не было. Эссе по симметричной антропологии

Схема 12

Релятивисты никогда никого не могли убедить в равенстве культур, поскольку рассматривали только культуры. А что же природа? С их точки зрения, она для всех одинакова, поскольку ее определяет универсальная наука. Чтобы избежать подобного противоречия, они вынуждены либо свести все народы к простой репрезентации мира, превратив их в пленников своих собственных обществ (Wilson, 1970); либо, наоборот, чтобы отрицать за наукой какую-либо универсальность — свести все научные результаты к простым продуктам локальных и порожденных случайными обстоятельствами социальных конструкций (Вlоог, 1982, 1983). Вообразить миллиарды людей, заключенных с начала времен в границах деформированного видения мира, столь же трудно, как представить нейтрино, квазары, ДНК и всемирное тяготение в качестве техасского, английского и бургундского социального производства. Два эти ответа в равной мере абсурдны, и поэтому великие споры релятивизма никогда ни к чему не ведут. Придать природе универсальный характер так же невозможно, как и свести ее к узким рамкам одного только культурного релятивизма.

Решение появляется в тот момент, когда устраняется артефакт культур. Все природы — культуры схожи друг с другом в том, что они одновременно создают человеческие, божественные и нечеловеческие существа. Ни одна из них не живет в мире знаков или символов, произвольно навязанных внешней природе, о существовании которой знаем только мы одни. Ни одна из них, и в особенности наша собственная, не живет в мире вещей. Все они занимаются распределением того, что будет и что не будет нести знаки (Оауепе, 1990). Если существует нечто такое, что в равной мере делаем мы все, то это, конечно же, одновременное конструирование наших человеческих коллективов и нечеловеков, их окружающих. Конституируя свои коллективы, некоторые мобилизуют предков, львов, звезды и свернувшуюся кровь жертв; для конструирования наших коллективов мы мобилизуем нашу генетику, зоологию, космологию и гематологию. «Но это — науки», воскликнут нововременные, приведенные в ужас всей этой путаницей, «они должны в максимально возможной степени быть очищенными от представлений общества». Однако присутствия Наук недостаточно, чтобы нарушить симметрию — таково открытие сравнительной антропологии. От культурного релятивизма мы переходим к «природному». Первый вел к абсурду, второй должен позволить нам вновь обрести здравый смысл.

Размер имеет значение

Вопрос релятивизма, однако, еще не решен. Временно устранено только смешение, ставшее следствием того, что природа была вынесена за скобки. Мы оказываемся теперь перед производством таких природ — культур, которые я называю коллективами, чтобы напомнить о том, что они столь же отличны от общества, как его понимают социологи — общество как люди-между-собой, так и от природы, как ее рассматривают эпистемологи — природа как вещи-в-себе. Как я уже говорил, с точки зрения сравнительной антропологии, все эти коллективы схожи друг с другом в том, что они одновременно распределяют, что в будущем станет элементами природы и что в будущем станет элементами социального мира. Никто никогда не слышал о коллективах, которые не задействовали бы небо, землю, тела, блага, право, богов, души, предков, силы, зверей, верования, вымышленные существа… Такова старая антропологическая матрица, которой мы никогда не покидали.

Но эта общая матрица определяет только исходную точку сравнительной антропологии. На самом деле, все коллективы отличаются друг от друга тем, как они распределяют сущее, какими свойствами они наделяют единицы сущего, какой уровень мобилизации они считают допустимым. Эти различия составляют такое множество мелких каталогов, что среди них никакой Великий Разлом уже не будет заметен. Среди все этих каталогов есть один, который мы способны теперь распознать и который уже в течение трех веков характеризует официальную версию некоторых сегментов некоторых коллективов. Речь идет о нашей Конституции, которая приписывает одной совокупности единиц сущего роль нечеловеков, другой совокупности — роль граждан, а третьей — функцию своевольного и бессильного Бога. Сама по себе эта Конституция уже не отделяет нас от других, поскольку просто-напросто добавляется к длинному списку отличительных признаков, которые включает в себя сравнительная антропология. Эти признаки можно было бы представить в качестве совокупности папок в большой базе данных Лаборатории социальной антропологии Коллеж де Франс, которую следовало бы переименовать в «Досье об отношениях человеков и нечеловеков».

1 ... 47 48 49 50 51 52 53 54 55 ... 67
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?