— В этом смысле ему можно доверять, — заверил его Козмо. — Он такой безнадежный наркоман, что полиция не захочет с ним связываться. Но его нельзя ссужать деньгами. Это было бы глупо.

— Спасибо, — поблагодарил Грегори. — Возможно, как-нибудь я угощу тебя и прекрасную Айлию хорошим ужином в «ГУЛАГе».

— Спасибо, с удовольствием, — сказал Козмо. — Но у меня есть идея. Надеюсь, ты сможешь кое-что сделать для меня.

— Конечно.

— Я буду очень благодарен, если в будущем месяце в ночь, которую я назову, ты позвонишь Фарли и скажешь, что тебе нужны карточки-ключи, поскольку из Мексики приехали новые рабочие с семьями. Предложи ему больше, чем заплатил сегодня. Скажи, чтобы он привез их в твою мастерскую. После наступления темноты.

— Я закрываюсь засветло. Даже в субботу.

— Знаю, — сказал Козмо, — но, может быть, ты дашь мне дубликаты ключей от ворот? Когда приедет Фарли, я буду на ремонтном дворе.

— Подожди-ка, — сказал Грегори. — Что все это значит?

— Вопрос в деньгах, которые он мне должен, — успокоил его Козмо. — Хочу припугнуть малыша-наркомана. Может, заставлю отдать деньги, которые у него при себе. Имею право.

— Козмо, я не люблю насилия, ты это знаешь.

— Конечно, — сказал Козмо. — Самое большее, что я сделаю, — отберу у него машину, пока не расплатится. Заберу ключи и отгоню машину к себе, а он пусть идет пешком. Вот и все.

— Разве это не кража? Он может вызвать полицию.

Козмо рассмеялся и сказал:

— Это деловой спор. Кроме того, Фарли — последний человек в Голливуде, который будет вызывать полицию. Он не проработал честно ни одного дня в жизни.

— Не знаю… — сказал Грегори.

— Послушай, брат, — сказал Козмо. — Оставь ключ у меня дома сегодня после работы. У меня еще есть дела, поэтому меня не будет, но Айлия дома. Она приготовит свой особый чай. В стакане, по-русски. Что скажешь?

Грегори долго молчал, но потом подумал об Айлии. Великолепная русская блондинка Айлия с красивыми пухлыми губами, длинными ногами и большими сиськами.

Он молчал слишком долго, поэтому Козмо пообещал:

— Кроме того, я дам тебе сто долларов за беспокойство. С радостью.

— Ладно, — наконец согласился Грегори. — Но никакого насилия на моей территории.

Повесив трубку, Козмо сказал Айлии на английском:

— Ты не поверишь нашей удаче. Через несколько часов Грегори с кладбища автомобилей принесет ключ от ворот. Я обещал ему сто долларов. Веди себя хорошо. Угости его своим чаем.

Через два часа приехал Грегори и обнаружил, что Козмо верен своему слову — его не было дома. Айлия пригласила его войти и после того, как он положил на стол ключ, предложила посидеть, пока она поставит чайник.

На Айлии было красное платье, поднимавшееся каждый раз, когда она хоть немного наклонялась, и он мог видеть белые пухлые бедра. Ее груди вываливались из черного кружевного бюстгальтера.

Поставив на стол два стакана, блюдца и печенье, Айлия сказала по-английски:

— Козмо не будет весь вечер. Дела.

— Тебе одиноко? — спросил Грегори.

— Да, — ответила она. — Грегори, Козмо пообещал тебе сто долларов?

— Да, — сказал Грегори, не в силах отвести глаз от крупных белых грудей.

— Они у меня, но…

— В чем дело, Айлия?

— Мне нужны туфли, а Козмо не слишком щедрый человек, возможно, я скажу ему, что заплатила, но…

— Да, Айлия?

— Возможно, мы сделаем так, как говорят американцы…

— Да, Айлия?

— Будем трахаться до умопомрачения?

Чай был забыт, и через несколько секунд Грегори остался в одних носках. Но вдруг он разволновался и сказал:

— Айлия, ты должна пообещать одну вещь. Козмо не должен узнать, чем мы занимались.

Расстегивая бюстгальтер и снимая черные трусики, Айлия ответила:

— Не беспокойся, Грегори. Козмо говорит, что в Америке в любой сделке каждый кого-нибудь трахает. Так или иначе.

Нейт Голливуд всегда говорил, что в Голливудском участке служат два типа копов: «Старбакс» и «Севн-илевн». Нейт определенно принадлежал к первой группе, и его счастье, что его напарник и протеже Уэсли Драбб был выходцем из семьи, ни разу не заходившей в «Севн-илевн». Голливуд не мог долго работать, не зайдя в «Старбакс» на углу Сансет и Ла-Бри или на углу Сансет и Гоуэр-стрит. С другой стороны, в Голливудском отделе были копы (тип «Севн-илевн»), которые в перерыв любили заглянуть в «Айхоп». Нейт говорил, что еда в «Айхоп» содержит столько холестерина, что им можно закупорить ветку метро. Он редко посещал даже популярный «Гамбургер хамлет», предпочитая одну из закусочных в тайском квартале возле Голливудского бульвара и Кингсли. Или заведение здоровой пищи в западной части Сансет-бульвара, где подавали прекрасный эспрессо с горячим молоком.

С красивого лица Нейта Вайса окончательно исчезли следы битвы с ветераном войны, настаивавшим, чтобы его подвезли на угол Санта-Моники и бульвара Ла-Бри. Последнее, что Нейт о нем слышал, — это то, что парень признал себя виновным в обмен на смягчение приговора, несомненно, он скоро вернется к наркотикам, воспоминаниям о прошлом и стремлению доехать до угла Санта-Моники и бульвара Ла-Бри.

Нейт снова занимался в спортивном зале три раза в неделю и бегал по утрам, кроме того, у него была назначена встреча с настоящим агентом, который мог бы значительно помочь его кинокарьере. Он познакомился с ним на одной из торжественных церемоний, поскольку был одним из немногих полицейских, которые обожали работать у красных ковровых дорожек в кинотеатрах Граумана или «Кодак», где иногда требовались сотни блюстителей порядка.

— Уэсли, ты помнишь о независимом фильме, на который я пытаюсь найти деньги? — спросил Нейт. — У тебя была возможность поговорить об этом с отцом?

— Еще нет, — ответил Уэсли. — Папа в Токио. Но на твоем месте я не стал бы слишком надеяться. Он очень консервативный человек, когда речь идет о бизнесе.

— Я тоже, Уэсли, я тоже, — заверил его Нейт. — Я говорил, что вступаю в Гильдию киноактеров?

— Не помню, — ответил Уэсли, думая: «Он когда-нибудь прекратит или нет? Парню тридцать пять лет. Он станет кинозвездой не раньше, чем Университет южной Калифорнии сменит футбол на лакросс».

— Каждый раз, когда я участвую в массовке, я получаю ваучер. Еще одна такая работа, и у меня будет достаточно ваучеров, чтобы заплатить вступительный взнос. Тогда я смогу вступить в Гильдию киноактеров.

— Потрясающе, Нейт, — сказал Уэсли.

Когда Нейт Голливуд ложился в постель после смены, его посещали фантазии о том, как он сидит в высоком парусиновом кресле в гриме и защитном нагруднике, не назначает свидания девушкам из массовки, использует слово «энергия» по крайней мере в каждом третьем предложении и живет в таком большом доме, где нужен специальный проводник, чтобы попасть в гостевую спальню. Такие были мечты у Натана Вайса по прозвищу Голливуд.