Перед тем, как потушить свет, Марла в последний раз окинула взглядом спальню. Эта элегантная комната по-прежнему казалась ей чужой, неподходящей, словно прекрасное дорогое платье на два размера больше, которое она примерила как-то, еще девочкой.

Новое воспоминание! Яркое, живое, совершенно реальное. Это не просто сравнение – она действительно мерила чужое платье! Но как это может быть? По рассказам Алекса и Юджинии, она была единственной дочерью в богатой семье, родители растили ее как принцессу, баловали и ни в чем ей не отказывали. Они не позволили бы дочери рядиться в чужие вещи! И все же платье – голубое, расшитое бисером – так и стояло перед глазами. Она помнила, как проводила рукой по подолу, ощущая пальцами гладкий шелк. Помнила, что платье это принадлежало другой девочке – девочке, которая ей не нравилась. Но когда? Как?

Ответа и на эти вопросы у нее не было.

Что это было – реальное воспоминание или фантазия, обрывок сна?

«Позови Ника! – взмолился ее разум. – Алекса нет, а тебе надо кому-то довериться!»

Но Нику... нет, ни за что.

Закрыв глаза, Марла попыталась сосредоточиться. Ей было лет четырнадцать – немногим старше Сисси.

«А она не будет возражать? – спрашивала она у матери. – Или ей все равно, что я хожу в ее платье?»

Из кухни вместе с запахом готовящейся еды и сигаретного дыма приплыл хриплый смешок:

– Она и не заметит. У нее этого добра навалом.

– Мама... – прошептала Марла, чувствуя, как снова покрывается холодным потом.

Она вспомнила, как разговаривала с матерью. Над головой лениво крутился вентилятор, жужжали мухи. Как попала Виктория Эмхерст в эту бедную квартирку с выцветшими занавесками и истертым ковром на полу?

Где это было? И почему там она чувствовала себя как дома?

Задержав дыхание и напрягшись изо всех сил, Марла вытянулась на элегантном чудовище розового дерева и попыталась вспомнить лицо матери. По фотографиям в альбомах она знала, как выглядела мать, но совершенно ее не помнила. Почему, черт побери, она позволила Марле идти на бал в платье с чужого плеча, требующем подгонки?

Есть только один ответ. Она – не Марла Кейхилл. Не дочь Виктории Эмхерст. Не жена Александера.

Но как такое возможно? Она провела рукой по лицу, словно проверяя, принадлежит ли оно действительно ей. Если она не Марла, тогда как объяснить поведение окружающих? Почему все приняли ее за Марлу? Из-за травм и амнезии? Совпадение? Или хитроумная игра с неизвестными правилами, чей-то зловещий замысел, воплощенный в ее безликом преследователе? Внутренний голос в мозгу упорно твердил, что эта спальня – не ее. Она не стала бы подбирать подушки в цвет к шторам, не спала бы в одиночку на кровати для двоих, не заставила бы книжные полки томами в кожаных переплетах, которые, как подозревала, никто не открывал годами. Где же журналы? Кроссворды? Рукоделие? Где беспорядок, без которого, чувствовала она, немыслима ее жизнь?

«Но есть еще малыш. Моя плоть и кровь, – возразила Марла. – Его я вспомнила. Со временем вспомню и эту комнату. Непременно».

Желудок неожиданно напомнил о себе ноющей болью. Марла поморщилась и легла поудобнее. Это всего лишь боль. Она скоро пройдет. Обычное расстройство желудка – завтра от него не останется и следа. Завтра, едва проснувшись, она начнет все расставлять по своим местам. И не потерпит больше ничьих добрых советов! Нет, ни Алекс, ни Юджиния больше не заставят ее плясать под свою дудку!

Она потушила свет, закрыла глаза и в последний раз сказала себе, что зловещий голос ей приснился, а голубое платье, должно быть, выплыло из какого-нибудь виденного в детстве фильма. Пора спать. Это все, что ей сейчас нужно. Отдохнуть. А завтра утром начать все сначала.

Желудок обожгла резкая боль. Рот наполнился горечью.

«Не обращай внимания. Все скоро пройдет», – попыталась успокоить себя Марла.

К горлу подступила тошнота. Горло судорожно сжалось. Ее сейчас вырвет!

В панике она ударила ладонью по выключателю. Лампа загорелась, но неуклюжим движением Марла сбросила ее на пол. Лампочка взорвалась миллионом осколков, и спальня вновь погрузилась во тьму.

В желудке заурчало. Одной рукой схватив со стола кусачки, другой Марла нащупала кнопку интеркома.

– Ник! Кармен! – закричала она, чувствуя, что ее сейчас вырвет. – Помогите!

Господи, она не сможет удержаться, это сильнее ее.

– Кто-нибудь! На помощь!

Согнувшись пополам от накатывающих волнами спазмов, она выронила кусачки. Попыталась нашарить их в темноте – ничего не получилось. Спотыкаясь, Марла выбежала в холл. Едкая рвота уже обжигала носоглотку. Вцепившись пальцами в скобки, Марла отчаянно тянула и дергала, пытаясь содрать их.

Снизу послышались торопливые шаги.

Поздно. Им не успеть. Дверь в комнату Сисси распахнулась. Бросив взгляд на мать, девочка испуганно завизжала:

– Мама! Боже мой! Мама! Помогите!

Марла упала на пол, корчась, извиваясь, кашляя и с хрипом втягивая в себя воздух. Пальцы ее мертвой хваткой вцепились в проволоку. Горела глотка, пылали легкие, из глаз струились потоки слез. Холл вокруг нее начал вращаться, свет меркнуть. Торопливые шаги слышались уже совсем рядом.

Вдруг над ней нависло встревоженное лицо Ника. Мгновенно сообразив, что происходит, он оседлал ее, словно собирался делать искусственное дыхание, и с силой отнял ее руку от рта.

– Звони в службу спасения! – приказал он Сисси. – Быстро!

Девочка не двигалась с места.

– Какого черта... – пробормотал он, раскрыв Марле рот и с силой разгибая скобки одну за другой.

Марла билась в конвульсиях: ей не хватало воздуха, глаза, казалось, готовы были вылезти из орбит.

– Марла, держись, держись! – кричал Ник, чувствуя, как поддается тугая проволока. – А, черт!

Мир потемнел, и Марла успела подумать, что умирает. Вдруг скобки щелкнули, и челюсти пронзила резкая боль.

– Ради бога, вызови «Скорую»! – взревел Ник. – Где этот Том, черт бы его взял?

Как темно. Она не может дышать.

– Держись, Марла, держись.

Смутно, словно сквозь туман, она различала его лицо – все из острых углов, хмурое, напряженное, стекающий по подбородку пот. Больше Марла ничего не видела – тело ее изогнулось дугой, а сознание заволокло непроглядным мраком.

Ник отбросил сломанные скобки, раскрыл Марле рот и перевернул ее на живот. Содрогаясь, кашляя и задыхаясь, она извергла содержимое желудка на ковер.

Послышался дробный цокот каблучков Юджинии.

– Господи, мой ковер! Что происходит? Затопали шаги на черной лестнице. Сквозь пелену ужаса, покрывающую сознание, Марла поняла, что отовсюду сбегаются люди, а она лежит в луже собственной рвоты – и впервые со времени выхода из комы пожелала провалиться обратно в благословенную темную пустоту. Ник встряхнул ее.