— А какое у нее белье! — поддакивает Айк.

Приятели дружно опорожняют кружки.

Я делаю глоток. Огонь обжигает мне язык, горло сжимается. На глазах выступают слезы.

Джек стучит по столу кулаком. Хватает ртом воздух, словно рыба на берегу.

— Великолепный напиток, — говорит он. — Вкус нежный, и пьется легко. Что это?

— Водка из живицы. Ну, из сосновой смолы, — отвечает Айк и советует мне: — Ты пей одним махом, так легче. А то вкус не распробуешь.

Я делаю глубокий вдох. Глотаю прозрачную жидкость разом. В животе тут же вспыхивает огонь.

— Ну а теперь можно и о деле поговорить, — удовлетворенно вздыхает Айк. — Джек, ты здесь появляешься, только если тебе что-то нужно. Зачем на этот раз пришел?

* * *

— Поля Свободы, — произносит Айк. — Интересно.

— Что ты знаешь про них? — спрашиваю я.

— Да то же, что и все, — отвечает он и бросает на Джека быстрый взгляд. — Слыхал про них, конечно.

Похоже, приятели чего-то недоговаривают. Собираюсь спросить, что они от меня скрывают, но тут к нам подходит мальчишка и ставит на стол три тарелки с жарким. Ладно, в другой раз спрошу.

Пареньку лет четырнадцать, не больше. Он худой и бледный, словно никогда не видит дневного света. Неуклюжий и взъерошенный. Айк треплет ему волосы.

— Спасибо, сынок, — говорит он.

Мальчишка смущенно улыбается, втягивает голову в плечи и торопливо уходит. Мы приступаем к еде.

— Твой сын? — говорит Джек. — Вот уж не знал.

— Томмо мне не родной, — объясняет Айк. — Пару лет назад я его нашел в загоне. Он к лошадям прибился. Худющий… ребра можно было пересчитать.

— Откуда он взялся? — спрашивает Джек.

— Понятия не имею, — отвечает Айк. — На все расспросы отвечал только: «Он велел мне его дожидаться. Я жду и жду, а он все не возвращается». Потом выяснилось, что это его Па велел ему ждать. Ну, я и пригрел его. А что еще делать? Вот он и ходит за мной как привязанный. Он глухой, по губам читает. Понимает почти все. Хороший мальчик, послушный работник. Его Томмо зовут.

— Надо же, как в тебе родительские чувства играют, — говорит Джек.

— Жизнь полна неожиданностей, — замечает Айк и наполняет мою кружку. Толкает меня локтем. — Давай, пей до дна!

— Так вот, Поля Свободы, — продолжает Джек. — Что думаешь, приятель?

— Даже и не знаю, — отвечает Айк. — Дела идут неплохо. Не хочется…

— Правило трех, — говорит Джек.

— Ну, раз так… — вздыхает Айк. — Правило трех, конечно, в силе.

— О чем это вы? — спрашиваю я.

— Я три раза спас Айка от смерти, — объясняет Джек.

— Это значит, что моя жизнь принадлежит Джеку. Он волен ею распоряжаться, — кивает Айк. — Правда, обычно до этого дело не доходит.

— Правило трех? Это же не взаправду, — говорю я.

— Как это не взаправду? — переспрашивает Айк. — С чего ты взяла?

Джек многозначительно ухмыляется.

— Айк, нам позарез нужна твоя помощь, — говорит он. — Пойдешь с нами?

— Что ж, твой брат в беду попал, тебе и решать, Саба, — замечает Айк. — Тебе нужна моя помощь?

Я смотрю на него. Айк огромен, как гора. Глаз не прячет. Джек говорит, что он хороший человек. Надежный. Только вот Айк чего-то недоговаривает.

И Джек тоже что-то скрывает. Мейв права. В серебристых глазах кроются тайны. Он меня беспокоит. Он меня раздражает. И сердце у меня колотится всякий раз, как он оказывается поблизости. Но я доверяю ему. Даже если и не могу беседовать с ним начистоту.

Если Джек говорит, что Айку можно доверять, то для меня этого достаточно.

— Эй, так тебе нужна моя помощь? — повторяет Айк.

— Да, — отвечаю я. — Нужна.

Он отправляет в рот ложку жаркого и медленно жует. Что-то обдумывает. Глотает. Вытирает усы.

— Выходим утром, — говорит Айк. — За это надо выпить.

* * *

Что-то щекочет мне нос. Не смахнуть. Рука не двигается. Глаза не открываются. Слышу хихиканье.

— Уходи, — бормочу я. Голова раскалывается. Во рту сухо, как в пустыне. У меня вырывается стон.

Что-то мокрое капает мне на лоб. С трудом открываю один глаз. Лицо Эмми висит надо мной вверх тормашками. Над моей головой сестренка держит мокрую тряпку. Я отмахиваюсь. От резкого движения стук в висках усиливается.

— Подъем, — говорит Эмми.

— Отстань, — хриплю я.

— Пора вставать, — настаивает она.

— Я не могу пошевелиться, — шепчу я. — В голове молотки стучат.

— Так бывает с перепою, — замечает сестренка.

— Да что ты знаешь! — говорю я.

— Знаю, что ты вчера перепила бормотухи, — объясняет она. — Джек велел дать тебе вот это снадобье. Должно помочь.

С трудом приподнимаюсь, опираясь на локти. Эмми вручает мне кружку. Я нюхаю содержимое.

— Что это? — спрашиваю я.

— Ты пей, — говорит сестренка. — Одним махом.

— Где-то я уже это слышала, — замечаю я и делаю, как велено. — Боже мой, какая гадость!

— Это кабанья кровь и сырое голубиное яйцо, — поясняет Эмми. — Джек говорит, помогает с похмелья.

Я осматриваюсь. В комнате никого, кроме меня и Эмми.

— А где все? — спрашиваю я.

— Седлают лошадей, — говорит Эмми. — А проклятых ублюдков Айк отправил восвояси. С утра пораньше.

— Эй! Не выражайся мне! — предупреждаю я. — А то я тебе покажу проклятых ублюдков!

— Айк их сам так называет! — возражает сестренка.

— Мне плевать, — говорю я. — Ты не Айк. Помоги мне подняться.

С помощью Эмми я осторожно встаю с койки. Мне очень плохо. Во рту гадко и сухо, ноги ватные, а голова набита булыжниками. Хорошо хоть стук молотка в голове стихает. Похоже, мерзкое снадобье Джека действует.

Мы медленно доплетаемся до двери. Солнечное утро в самом разгаре. Свет режет мне глаза. Прикрываю их рукой, щурюсь, гляжу, чем все занимаются.

— Доброе утро, — хриплю я.

Айк удивленно свистит. Эш смеется.

Эпона берет меня за руку и ведет к бочке с водой.

— Ты уж прости, бедолага, — говорит она и окунает меня головой в воду. Я вырываюсь, хватаю ртом воздух, отплевываюсь. Эпона опять засовывает мне голову в бочку.

От ледяной воды я вздрагиваю, словно от удара.

— Ты зачем это? — ору я.

— Ой, я совсем забыла тебя предупредить, — поддразнивает меня Эпона.