Мы смотрим друг на друга. Лунный свет серебрит лицо Джека. Глаза остаются в тени. Он выглядит странно. Как будто я его выдумала.

Я выпускаю его руку и отступаю на шаг. Не понимаю, что он говорит. Сердце колотится. Сердечный камень обжигает кожу. Не могу вздохнуть.

— Мы вернемся к Кривому ручью, — говорю я. — Лу, Эмми и я. У нас там приятельница живет. Ее Марси зовут. Я тебе рассказывала, помнишь?

— Саба! — прерывает меня Джек.

— Она хорошая. Старая подруга мамы, — продолжаю я. — Я уже все обдумала. Честное слово!

— Саба! — повторяет Джек.

Я болтаю без передышки, не в силах остановиться. Не могу взглянуть на Джека. Если посмотрю, то скажу то, чего не должна говорить. Или сделаю что-то. Не знаю, что именно, но… Я будто иду по узкой горной тропе, боюсь оступиться. Надо думать про Лу, помнить, зачем я здесь. И все будет в порядке.

— Вернусь-ка я в лагерь, — говорю я и делаю шаг вперед.

Джек хватает меня за руку. Останавливает меня. Мы стоим рядышком. Слишком близко друг к другу.

— Погоди, — просит он.

Я смотрю на него. Эх, не надо было мне глядеть! Горящий взгляд серебристых глаз прожигает меня насквозь. Сердце замирает.

Он наклоняет голову.

— Не уходи, — шепчет он мне на ухо. — Побудь со мной.

— Я пойду, — бормочу я.

— Прошу тебя, останься, — говорит он.

Его дыхание щекочет мне кожу. Вдыхаю его запах. Слабею. Опасно. Рядом с ним я всегда слабею… Это опасно.

Выдергиваю свою ладонь из его руки.

— Нет. Я пойду, — говорю я. — Спокойной ночи, Джек.

Проскальзываю мимо него. Надо уйти. Поскорее.

Он молчит.

* * *

Безжалостное солнце нещадно палит целый день. Тропа становится крутой и каменистой. Мы спешиваемся и ведем коней на поводу. Постепенно взбираемся на гору. Направляемся к перевалу. Это наш последний большой переход. Джек говорит, что хорошо бы выйти к Полям Свободы до захода солнца. Но идти по горам тяжело.

Чем выше мы поднимаемся, тем жарче становится. Даже к вечеру жара не спадает. Нет ни одного деревца. Негде укрыться в тени.

Эм отстает. Я сбавляю шаг, не хочу ее бросать. Она идет все медленнее, еле бредет на отяжелевших ногах. Усталая, побледневшая. Я дожидаюсь ее. Пот льется по лицу, заливает глаза. Утираю лоб концом шимы.

— Пить хочется, — говорит сестренка.

— Бурдюк пустой? — спрашиваю я.

Она кивает. Я велю ей сесть.

Эмми опускается на камень. Я подношу к ее губам свой бурдюк. Она жадно пьет воду. Тонкая струйка стекает по ее подбородку. Я утираю ей лицо концом своей рубахи.

Сестренка удивленно глядит на меня. Я никогда о ней так не заботилась. Меня обычно не волнует, чумазая ли она, давно ли мылась. Па тоже было все равно. За Эмми всегда присматривал Лу. Я гляжу на Эмми.

— Ты когда мылась? — спрашиваю я.

— Не помню, — удивленно отвечает она.

— Надо мыться чаще, — говорю я. — Следи за собой.

— Хорошо, — кивает она.

Я отворачиваюсь и делаю глоток воды. Смачиваю пересохшие губы.

Остальные ушли далеко вперед. Эш оглядывается, замечает нас и машет рукой.

— Не отставайте! — кричит она. — Надо пройти перевал до темноты!

— Эмми нужно отдохнуть! — ору я.

— Попозже отдохнет! — отвечает Эш.

— Она больше не может! — возражаю я.

Мои спутники переговариваются между собой. Айк отдает Томмо поводья своего коня и спускается к нам. Садится на корточки перед Эмми.

— Молодец, деточка! Хочешь прокатиться до вершины? — предлагает он.

Она смущенно кивает. Ей нравится Айк, но она его стесняется. Он здоровенный, а она очень маленькая.

— Тогда запрыгивай, — говорит Айк.

Эм забирается ему на спину.

— Спасибо, Айк, — киваю я.

— Надо пройти перевал до темноты, — говорит он.

— Да знаю я, знаю! — отмахиваюсь я. — Слышала первые сто раз.

Он смотрит на небо. Солнце клонится к закату.

— Надо поторапливаться, — бормочет Айк и идет в гору.

Эмми вцепилась ему в спину, точно паук. Айк шагает быстро, уверенно прокладывает путь среди камней. Будто Эм пушинка какая. Такому здоровяку все нипочем.

Я делаю последний глоток воды. Беру поводья Гермеса и спешу вслед за Айком.

* * *

Мои спутники ждут меня на вершине. Эмми бросает на меня быстрый взгляд, все остальные даже не смотрят в мою сторону. Они глядят вдаль.

— В чем дело? — спрашиваю я.

Потом я замечаю, куда они смотрят.

Мы стоим на краю высохшего горного озера. Когда-то давно здесь плескалась прохладная чистая вода. Несла долгожданное облегчение усталым путникам. Сейчас от озера осталось только высохшее дно. По нему разбегаются огромные трещины и расщелины.

Сердце у меня уходит в пятки. Я облизываю губы.

— Другого берега не видать, — замечаю я.

— Он там, впереди, — отвечает Джек. — Эх, подзадержались мы…

— По такой жаре быстрее не пойдешь, — возражаю я.

— Знаю. Это я виноват, надо было выходить пораньше, — говорит он и раздраженно потирает макушку. — Я думал, мы успеем…

— Давай попробуем перейти до темноты, — неуверенно предлагает Айк.

— А чего здесь сложного? — недоумевает Эпона. — Галопом по равнине проскачем, и все.

— Ну да, — соглашаюсь я.

Эш тоже кивает.

— Галопом не получится, — объясняет Джек. — Слишком много трещин, лошадь может споткнуться или провалиться.

— Тогда поедем медленно. Осторожно, — говорю я. — А как стемнеет, разобьем лагерь и заночуем.

— Не выйдет, — возражает Айк.

Я смотрю на Джека. На Айка. Они мрачно переглядываются.

— Так… Признавайтесь, в чем дело! — требую я. — Нам нужно перейти озеро до темноты. На ночлег тут останавливаться нельзя… Мне это все не нравится.

— Не тебе одной, — добавляет Эш.

— Нас уже трое, — присоединяется Эпона.

Я скрещиваю руки на груди.

— Объясните нам, почему нужно добраться до берега засветло, — настаиваю я.

— Скажи им, Джек, — вздыхает Айк.

Джек чертыхается. Стаскивает с себя рубаху.

Эмми вскрикивает. Эш ахает. У меня тоже перехватывает дыхание, хотя я уже видела грудь Джека в Городе Надежды.