16 октября 1942 г. приказом НКО полк был расформирован. Из остатков 115-й кавдивизии и 255-го кавполка были сформированы два кавалерийских разведывательных дивизиона и истребительно-противотанковый дивизион. Курьезную смысловую инверсию, связанную с этим переформированием, можно встретить в современной региональной литературе. Упразднение боевых частей как разукомплектованных и небоеспособных и сформирование на их основе значительно меньших по штату подразделений, парадоксальным образом представлено как «свидетельство признания не только боевых заслуг воинов полка (имеется в виду 255-й Чечено-Ингушский полк. – Авт.), но и безграничного к ним доверия»602.

Интересны оценки боевых качеств горских кавалерийских формирований, данные их начальниками штабов – капитаном Емельяновым (255-й кавполк) и подполковником Эхохиным (115-я кавдивизия). Оба оператора подчеркивали, что их части использовались не по назначению – в обороне и для борьбы с танками. Как кавалерийские части они не применялись, а чечено-ингушский полк к тому же ни разу не действовал в бою в полном составе. В хаосе отступления горские части не получали четкой задачи, часто переподчинялись другим соединениям. Так, в последние недели своего существования эскадроны 255-го кавалерийского полка, часто сводные, были распределены сразу между тремя соединениями.

Оба начальника штаба высказывались в том смысле, что при более благоприятных условиях и грамотном использовании конницы северокавказские соединения могли проявить себя лучше: «Хорошо с чеченцами быть в наступлении. Здесь они дерутся храбро» (Емельянов)603.

Любопытно, что часть кавалеристов после окончания активной фазы боев, пользуясь относительной близостью родных мест, беспрепятственно вернулись домой. Подполковник Эхохин встречал целые группы вооруженных кабардинцев и балкарцев, невозмутимо следовавших прочь от линии фронта и считавших свой воинский долг выполненным604. По данным НКВД КБАССР, число дезертиров, вернувшихся в республику, достигало 700 чел. Многие из них «с оружием ушли в горы, составив ядро бандитских групп»605. Такие же настроения нередко встречались и среди чеченцев и ингушей. Капитан Емельянов оставил на этот счет парадоксальный комментарий: «Отдельные люди в полку были прекрасными, а в общей массе – все свободолюбивые» (выделено в подлиннике. – Авт.)606. Отметим, что ментально не все горцы воспринимали Советский Союз, Россию как свою родину. Еще в период формирования 114-й Чечено-Ингушской дивизии среди личного состава встречалось такое мнение, что «они будут защищать только свою республику»607.

Как отмечалось выше, кроме 114-й Чечено-Ингушской кавалерийской дивизии (255-го Чечено-Ингушского кавалерийского полка) и 115-й Кабардино-Балкарской кавалерийской дивизии, к национальным иногда относят также 29-й (40-й гвардейский) Кубанский казачий кавалерийский полк и Дагестанский добровольческий кавалерийский эскадрон. Однако в первом случае национальный состав части был смешанным, а во втором – подразделение слишком немногочисленно для подробного исторического анализа. Вкратце история этих формирований такова.

4 января 1942 г. приказом Ставки ВГК № 003, продублированного приказом командующего войсками СКВО № 080 от 24 января 1942 г. в состав действующей армии была зачислена 13-я Кубанская казачья кавалерийская дивизия, в составе которой имелся 29-й Кубанский казачий кавалерийский полк, формировавшийся на территории Адыгеи. По данным историка Х.И. Сиджаха, из 1294 отобранных в полк бойцов и командиров около 700 чел. были уроженцами Адыгеи608. В составе 4-го гвардейского Кубанского казачьего кавалерийского корпуса полк прошел всю войну, закончив ее в Праге, заслужил гвардейское звание (40-й гвардейский), удостоен почетного наименования «Барановичский».

Дагестанская АССР с ее более чем миллионным населением, в отличие от соседних автономных и союзных республик, в начале войны не имела собственного национального формирования. (Для сравнения: в годы Первой мировой войны в Дагестанской области, также в условиях отсутствия обязательного призыва, было сформировано сразу два добровольческих Дагестанских конных полка – 1-й и 2-й, – в то время как остальные горцы Северного Кавказа имели по одному полку.) В августе 1942 г., когда началась битва за Кавказ и немецкие войска быстро продвигались к предгорьям, Совнарком ДАССР обратился к командованию Красной армии с просьбой разрешить трудящимся Дагестана сформировать добровольческий кавалерийский эскадрон. 3 сентября 1942 г. Военный совет дислоцированной на территории Дагестана 44-й армии Северной группы войск Закавказского фронта дал разрешение на формирование в составе кавалерийского полка 44-й армии эскадрона из добровольцев Дагестана. Этот вопрос был возложен на К.Р. Караева, известного в республике партизана периода Гражданской войны. Бойцы эскадрона получили право на ношение национальной формы одежды: черкески, шапки, кинжалы, башлыки. В течение нескольких дней был набран полный состав подразделений, многим желающим пришлось отказать. 10 октября 1942 г. эскадрон был включен в состав 44-й армии и с почестями отправился на фронт609. В последующем Дагестанский обком ВКП(б) направлял людские и конские пополнения в эскадрон610. Дагестанское подразделение начало боевые действия под станицей Ищерской, восточнее Моздока, и прошло длинный боевой путь до Берлина.

Военная пропаганда издавна была мощным орудием воздействия на морально-психологическое состояние как своих войск и населения, так и войск и населения противника. Вторая мировая война, носившая характер столкновения антагонистических идеологий (национал-фашистской, интернационально-коммунистической, либерально-демократической), придала пропагандистскому обеспечению военных действий исключительно важный характер. По мнению советского историка пропаганды Г.Д. Комкова, идеологическая борьба в этот период выделилась в самостоятельный фронт, от состояния которого в немалой степени зависела судьба воюющих государств611. Немецкий историк Р. Зульцман высказал аналогичную мысль, рассматривая пропаганду наравне с любым другим оружием – как по степени эффективности воздействия на собственные войска и противника, так и по глубине наносимых ей «ран»612.

Рассматривая особенности агитационно-пропагандистской и воспитательной работы с горцами, следует разделять эту деятельность с «гражданскими» и «военными» контингентами горцев. В первом случае агитация и пропаганда исходила от партийно-советских органов и прессы и была адресована потенциальным защитникам Родины – военнообязанным, призывникам и добровольцам, еще не зачисленным в войска. Во втором случае имеется в виду работа армейских политорганов и командного состава с военнослужащими горских национальностей в частях РККА. Цели, формы и методы работы гражданских и военных партийно-политических органов существенно различались.

В начале войны Главное политуправление Красной армии не проявляло инициативы в вопросе организации специальной агитационно-пропагандистской и воспитательной работы с бойцами нерусских, в том числе северокавказских национальностей. В первый год войны фронты и округа, где призывались и куда поступали для прохождения службы контингенты северокавказских национальностей (Закавказский, Крымский, Кавказский фронты, Северо-Кавказский военный округ), не получили ни одного руководящего документа, регулировавшего воспитательно-идеологическую работу с ними.