Мимо их сгрудившейся на обочине группы проехали столичные дворяне в блестящих на солнце латных доспехах. Плавно покачивались в такт поступи коней длинные, направленные в небо копья и пышные султаны на шлемах, длинные плащи из дорогого шелка, атласа и бархата привлекали внимание буйством красок и переливами золотого и серебряного шитья, ниспадали вниз, укрывая коней до репицы хвоста. На эфесах рыцарских мечей сверкали драгоценные камни, обшитые дорогой кожей ножны украшены золотыми и серебряными заклепками. Большинство рыцарей были молоды, являясь младшими представителями благородных семейств, и представляли военный поход чем-то вроде развлекательной прогулки. Их лица светились молодецким задором и бесшабашным весельем. Из строя то и дело доносились шуточки сомнительного содержания, заключались разнообразные пари, бились об заклад, кто больше повергнет противников, хвастались оружием и доспехами, обсуждали прелести столичных дам, уверенные, что гордые, неприступные красотки капитулируют перед вернувшимися с победоносной войны с богатыми трофеями, овеянными славой молодыми виконтами и баронетами.

Следующие вслед за ними нугарские дворяне были, наоборот, собранны и предельно серьезны. Нугарцы не могли похвастаться блеском и шиком выкованных лучшими мастерами лат. Одежды их не выделялись яркостью красок, кони их заметно уступали скакунам амельцев, а сами они терялись на фоне молодых красавцев. Но их простенькие, неоднократно чиненные кольчуги, кирасы и кожаные латы сидели на владельцах словно вторая кожа. Каждый рыцарь, помимо обязательного меча, прихватил с собой еще боевой топор, шипастую булаву или кистень на стальной цепочке. Молодежь в рядах нугарских дворян практически отсутствовала, основную массу составляли опытные рыцари в самом расцвете сил, с обветренными лицами, расчерченными тонкой паутинкой шрамов и морщин, с волосами, припорошенными сединой. Ветераны! Ядро армии! Неоднократно смотревшие в глаза смерти бойцы.

Глеб отсалютовал проезжавшим нугарцам поднятой рукой. Именно эти ветераны, несмотря на внешний лоск столичных дворян, вызывали у Волкова искреннее уважение. В отличие от амельцев, большую часть времени тративших на дворцовые интриги и различные увеселения, нугарцы всем своим видом показывали, что настоящий рыцарь – это прежде всего воин, профессиональный боец, выделяющийся среди простых солдат, как выделяется волк в своре собак.

Бодро прошагала, не сломав в пути строй, вооруженная копьями и алебардами тяжелая наемная пехота в пластинчатых доспехах, красно-синих одеждах единого образца, и закругленных сверху шлемах с Т-образными прорезями, напоминающими шлемы греческих гоплитов и дающими лучший обзор, чем глухие ведрообразные топхельмы рыцарей. Если Волков не ошибался, то на Земле в Средневековье такой шлем назывался барбют. Кажется, он появился в Италии в четырнадцатом веке.

За ними двигались легковооруженные наемники в кольчугах и открытых округлых шлемах с полями: лучники и копейщики, в черно-желтых одеждах – цветах своего отряда. Сбалансированный отряд, хороший в обороне, а не стесняющие бойцов доспехи придают отряду мобильность, что очень важно в бою.

Капитаны отрядов, верхом на лошадях, возглавляли отрядные колонны.

За наемниками неорганизованной толпой тащились столичные ополченцы. Усталые, покрытые пылью с ног до головы, они уныло ковыляли, не реагируя на окрики командиров, пытавшихся создать хоть какое-то подобие строя. Заржавленные наконечники копий то и дело цеплялись друг за друга. Грязные, залатанные ватные гамбезоны, в которые было одето большинство ополченцев, давно пора было выбросить. Легкий ветерок лениво шевелил влажные, потемневшие от пота волосы. Немногочисленные счастливые обладатели кольчуг в основном являлись сотниками и подсотниками ополчения.

Вместе с ополченцами катились деревянные повозки с припасами. Вдалеке маячили конные стрелки: человек двадцать. Остальные гвардейские лучники двигались в передовом дозоре.

Внезапно послышался свист, и вслед за ним в голове колонны раздались громкие проклятья и крики боли, перекрываемые диким ржанием лошадей. Глеб привстал на стременах, вглядываясь вперед и пытаясь понять, что там произошло. Рядом с его лицом просвистела стрела, зацепив его по носу оперением.

– С лошадей!

Орки и дворцовые стражники спрыгнули с коней и обнажили оружие, сбив плотный строй, и загородились большими овальными щитами, неплохо, куда лучше треугольных рыцарских щитов, защищающих от летящих стрел. Волков единственный остался в седле, замешкавшись с выполнением команды, и представлял собой отличную мишень. Один из орков – молодой Уфшарх Орм – подпрыгнул и, вцепившись в Глеба, рванул его к себе. В спину орка ударило четыре стрелы: две отлетели, сломавшись о пластины доспехов, но две другие нашли уязвимые места и пронзили живую плоть. Уфшарх застонал, но не разжал хватку и сдернул Глеба с коня.

Волков упал на землю неуклюже, боком, едва не отбив себе все внутренности. Его бесцеремонно вздернули на ноги и запихнули в середину строя, плотно зажав со всех сторон телами. Заполучив стрелу в круп, конь Волкова завизжал, встал на дыбы, молотя в воздухе передними ногами с тяжелыми шипастыми подковами.

Шлем, который Глеб повесил на переднюю луку седла, свалился и покатился по земле. Орки отшатнулись, уворачиваясь от мелькающих в воздухе копыт. Конь взвизгнул и стрелой рванул вперед, не разбирая дороги, врезался в толпу ополченцев и, смяв не успевших отскочить в сторону, поскакал по дороге, взбрыкивая задом.

– Господин…

Глеб вывернул шею и взглянул на обратившегося. Младший вождь Кранг протянул ему подобранный шлем.

– Спасибо, – поблагодарил Волков, торопливо на хлобучил на голову свой шлем и затянул подбородочный ремень.

Засада была устроена мастерски. Укрытия для стрелков были устроены заблаговременно, а значит – противнку был заранее известен маршрут войска.

Оперенный дождь хлестал по растянувшейся в движении колонне с обеих сторон. Львиная доля стрел пришлась на всадников в голове колонны, и, хотя дорогие доспехи амельцев отлично противостояли стальному дождю, то одна, то другая стрела находила лазейку. Падали и брыкались раненые кони, ослабевшие от потери крови всадники выпадали из седел и обезумевшие от боли лошади месили их тяжелыми копытами. Для молодых отпрысков благородных столичных семейств развернувшаяся бойня была шоком! Видя, как сотоварищи летят на землю, и не зная, что предпринять, они потеряли голову и общей кучей поскакали по дороге. Промахнуться по такой огромной мишени не смог бы и самый неумелый лучник. Стрелы били им в спины, они падали один за другим, и на дороге образовался завал из окровавленных лошадиных и человечьих тел.

Первыми правильно сообразили нугарские ветераны. Не слыша команд, они принялись действовать самостоятельно. Разумно действовать. Часть дворян предпочла покинуть седла и прикрылась щитами и лошадиными телами. Другие решили положиться на удачу и, пригнувшись к лошадиным гривам, пришпорили скакунов, врассыпную рванув навстречу летящим стрелам.

Послышались резкие, отрывистые команды и из зарослей по обеим сторонам дороги поднялись копейщики. Они сбили плотный строй и направили острия копий на приближающихся всадников. Нугарцы не стали осаживать лошадей, как рассчитывали командиры нападавших, вместо этого они подстегнули коней и вломились в ряды противника. Некоторым удалось перескочить возникшую преграду и они, оказавшись в гуще врагов, принялись бешено махать оружием, рубя всех вокруг и устраивая настоящие просеки в рядах копейщиков. Менее везучие успели соскочить со своих пронзенных копьями скакунов и пешими налетели на солдат. Окруженные врагами со всех сторон они падали от трусливых ударов в спину, но перед смертью каждый нугарский рыцарь успевал отправить на тот свет не менее десятка противников. И враг не выдержал! Дрогнул перед горсткой рыцарей!