– С этого момента поподробнее, пожалуйста. Ты успела натворить что-то ещё, кроме того, что уже сделала?

– Я не могу тебе вот так по телефону всё рассказать, – вывернулась я.

– В городе я появлюсь не раньше позднего вечера. Если хочешь поговорить, приезжай сама. Адрес я тебе скину сообщением.

Я едва ли не кинулась его благодарить, безостановочно повторяя: «Спасибо, спасибо, спасибо!», но тут же одёрнула себя: ещё ничего не произошло. Давид согласился со мной поговорить, но это не означает, что он меня простит. Я бы не стала спускать с рук такую подлость! Все мои действия сейчас выглядели именно как подлость и низость.

Я кое-как дождалась такси и всю дорогу беспокойно ёрзала на сиденье. Сердце то замирало, то пускалось вскачь. Из салона автомобиля я вылезла на трясущихся ногах и с робостью толкнула витую калитку возле двухэтажного дома. Того самого, о котором рассказывал Давид. На моё счастье он ещё не успел завести себе злую собаку, поэтому по просторному двору я прошла без приключений. Я осторожно постучала кулачком в наружную входную дверь и вошла внутрь. Посередине холла стоял Давид, сложив руки под грудью.

– Что за срочность, Ксения?

Я поставила сумку на пол и вытащила из неё злополучные бумаги.

– Извини, Давид. Вот то, что я фотографировала. Вчера я хотела удалить все эти письма и загрузила почту в браузере на домашнем компьютере, но пришла Аня. И пока я возилась на кухне, разговаривая с тобой, она увидела и распечатала информацию втайне от меня. Я не знала, что Аня пойдёт на такое. Здесь всё, что было сфотографировано мной.

Я протянула Давиду сложенные листы бумаги. Он едва пробежался по ним взглядом и отбросил в сторону.

– Ты, конечно, молодец. Такое похвальное рвение всё исправить, – холодно улыбнулся Давид, – но могла бы не стараться. Я нарочно оставил на виду эти бумаги. Чтобы проверить, честна ты со мной, или у тебя всё-таки имеются какие-то скрытые мотивы. Пришлось играть грязно. Я спрашивал тебя буквально с самого начала. Но ты же не хотела сознаваться сама, да? Это была маленькая проверка, которую, к сожалению, ты не прошла.

– Давид, я…

– Помолчи, Ксюша. Я до последнего момента не верил, что ты замешана в этом. Но факты говорят сами за себя. Я разочарован. А вот за этим могла бы и не гнаться, – усмехнулся Давид, – там ни одной правдивой цифры. Утка…

– Утка? – переспросила я. – Я из-за этой утки свою машину стукнула…

– Что? – изумился Давид. – Машину стукнула? Ты кем себя возомнила? Матой-Хари и героиней Форсажа в одном лице? Что ты творишь, Ксюша?

Давид шагнул ко мне, встряхнув за плечи. Малахитовые глаза полыхали негодованием.

– Повтори мне ещё раз, что ты сделала?

Я вытерла слезу, выбежавшую из уголка глаза. Меня всё ещё трясло от адреналина, бушевавшего в крови.

– Я резко затормозила. И пока разбирались с дорожной аварией, я вытащила бумаги у Нестерова из портфеля. Он не успел ничего изучить вчера. Сестра сказала, что они гуляли с ним всю ночь до утра…

– Ты понимаешь, какая ты дурочка? Ты же могла пострадать сама. И не только ты!

Давид порывисто обнял меня, прижав к груди. Мне очень сильно хотелось обнять его в ответ, но теперь я понимала, что просто не имею на это права. Этот мужчина слишком хорош для такой дурынды вроде меня. Давид разжал объятия и отошёл, принялся ходить рядом, поглядывая на меня.

– Я сразу понял, что здесь что-то не чисто. С первого же дня. Потом, когда увидел на странице социальной сети Самохиной фотографию, на которой была ты, убедился, что у подозрений есть основания. Но всё-таки надеялся. Дурак, наверное. Надо было дать тебе пинка под зад так же, как твоей нахальной сестрице. Сестра, да?

Я кивнула головой, не смея поднять на него взгляд. Стояла, сцепив руки в замок, и разглядывала носки своих туфелек. Тех самых, что подарил мне Марков. Давид приблизился ко мне вплотную и поднял лицо за подбородок, заставляя посмотреть ему в лицо.

– Теперь ты от меня свои глазки оленьи будешь прятать, да, Ксения? Рассказывай. Хочу всё знать. Хорошо посмеялась вместе с сестрой?

Я отрицательно мотнула головой.

– Зачем тебе это было, вообще, нужно? – разошёлся Марков. – Тебе назначили маленькое жалование?

– Это не из-за денег! – выкрикнула я.

– Да. Промышленный шпионаж. По доброте душевной.

– Нет… Я мстила… – кое-как смогла я выдавить из себя.

– Что ты делала? – опешил Марков, вновь отойдя от меня.

– Мстила…

Моё лицо горело от стыда, а глаза жгло слезами, которые вот-вот должны были хлынуть. Уже дрожали каплями на ресницах. Марков взглянул на меня. По его лицу пробежала тень сожаления. Наверняка жалеет, что связался со мной. Или уже начинает тихо ненавидеть? И правильно. Я вела себя как идиотка, и пакостила ему, как мелочная дрянь. Моё поведение достойно порицания. И если он меня выставит за дверь, будет полностью прав. Но нужно успеть сознаться во всём, поэтому я выпалила:

– Я мстила из-за Аньки. Она моя младшая сестра. Двоюродная, но как родная. Она сказала, что ты уволил её… Беременную. Из-за мелочных придирок и припадков звёздной болезни…

– Беременную? Самохина была беременна? – Марков удивился. Искренне.

Я уже давно поняла, что единственный человек, который водил меня за нос, это не злобный босс, а моя любимая младшенькая сестричка. Она всегда была лисицей, и в школе мне часто приходилось выгребать за неё. Сестричка выросла, но ничего не изменилось. Она так и осталась хитрющей прохвосткой, вертевшей мной, как безголовым болванчиком.

– Я не уволил бы беременную. Но о её беременности я не знал.

– Я уже поняла. Она соврала насчёт того, что якобы сказала тебе, а ты не захотел её слушать…

– Я бы не стал увольнять, – повторил Марков, – засунул бы её туда, откуда она не могла бы пакостить и вставлять палки в колёса. Но, по-хорошему, Самохину нужно было уволить. Хотя бы за то, что она сливала информацию конкурентам. Или за то, что предложила себя, когда я решил её уволить.

– Прости, Давид. Я просто поверила ей на слово. И всё это было сделано специально. И машина, и костюм… Извини.

– «Извини», – саркастично повторил Давид. – А просто спросить нельзя было? Чёрт! Неужели из моего поведения непонятно, что нарисованный твоей сестрой портрет не совпадает с тем, кого ты видела на протяжении всего этого времени?

– Извини… Но я… Просто она сказала, что ты делал ей всякие недвусмысленные намёки, а потом уволил, когда она отказалась… И ко мне ты тоже…

– Блядь! Ксюша… Ну, сколько можно? Я тебе постоянно твердил, что ты мне нравишься. Я не сплю с секретаршами, ясно тебе? Ты – исключение! Сколько раз я тебе это повторял? А сколько раз я намекал тебе, чтобы ты поговорила со мной откровенно? Блядь… Я даже тебя напрямую спрашивал! Просил… А ты!..