Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мистер Трэвис сказал, по-моему, ясно: ему нужно то, что вы с Мирославом украли из сейфа.
– Но я…
– Да. Да. Я уже поняла: ты святая. В ограблении не участвовала и вообще ничего не знаешь, – с раздражением откликнулась дочь.
– Танечка, зачем ты так? – с укором произнесла Юлия Николаевна.
– Да затем! – Таню переполнял гнев. – С нас требуют нечто чрезвычайно ценное. Иначе б не стали из тюрьмы тебя вытаскивать. Неужели непонятно: они вовсе не помочь нам хотели. Они просто выполняли приказ этого Трэвиса! Вот небось хихикали про себя, когда мы в благодарностях рассыпались, деньги им предлагали! А ты клянешься, что даже не знаешь, о чем речь!
– Но я правда не знаю!
– Там, в сторожевой башне… ты видела труп дворецкого. А Мирослав – что он делал? У него хотя бы в руках что-нибудь было?
– Н-нет… Сзади, на столе только…
– Что?
– Бархатные коробочки. Вроде с драгоценностями… И еще, по-моему, холсты. Картины.
– Какие?
– Не видела я! Они свернуты были!
– А дома у него?
– Нет, – помотала головой мать. – Ничего.
– Ладно, – вздохнула Таня. – Примем твою версию, что в особняк явился кто-то до тебя. Прикончил Мирослава и прихватил драгоценности, картины – или что там еще в сейфе было. Но тогда возникает вопрос: Мирослав – грабитель номер один. Некто – тот, кто его убил и добычу забрал, – второй. А эти ребята, что нас здесь держат… Трэвис и иже с ним. Они – кто?..
Татьяна насупилась, вспомнила:
– Дэн ведь мою скульптуру наваял… и в любви мне объясняться начал еще до того, как Мирослава убили. Явно неспроста. Он (или сообщники его) тебя, похоже, прямо от сторожевой башни пас. Значит, выяснили, что ты находишься у меня в номере. Со мной познакомились, выходит, тоже из-за тебя. – Девушка помрачнела. – Они все знали, все! И, наверно, проследили, как ты к любимому своему из гостиницы помчалась… Но тогда они должны понимать, что у тебя и ворованного ничего нет. Бр-р… – она помотала головой. – Вообще ничего не понимаю…
Подошла к окну, выглянула в пустынный двор, начала размышлять:
– А как они, интересно, будут действовать дальше?
– Поймут, что мы ни при чем, – поспешно отозвалась мама, – и отпустят нас.
– Ага, – злорадно закончила Таня. – Поймут, что они зря старались. Зря вытаскивали тебя из тюрьмы. А ты на самом деле абсолютно не в курсе. И что тогда?
Мама испуганно помотала головой:
– Не знаю…
– Да просто сдадут нас властям. Нас обеих. А сами скроются.
Юлия Николаевна поежилась.
– Или другой вариант… – безжалостно продолжала дочь. – Они по-прежнему будут думать, что ты все знаешь. И начнут вытягивать из тебя информацию. Догадываешься, каким образом?
– Таня, пожалуйста, перестань! – взмолилась мать.
– Так или сяк – перспективы нерадостные, – подытожила Татьяна. И властно произнесла: – Значит, нужно линять отсюда.
– Но каким образом?
– Жди, – велела дочь. – И только попробуй пискнуть.
Решительно распахнула окно, вскочила на подоконник.
– Таня! – тихо ахнула мама.
– Я сказала тебе: молчи! – прошипела дочь. – Не волнуйся. Я знаю, что делаю.
Сняла с пальца колечко, положила на подоконник. Жаль, конечно, отправляться без талисмана, но он будет только мешать.
…Еще когда во дворе находились, Таня обратила внимание: в месте перекрытий меж этажами, по прихоти архитектора, есть выступ. Не очень широкий, выдается сантиметров на пять максимум, но удержаться можно. Тем более что сложен дом из природных камней. Между ними промежутки совсем несерьезные – но Таня, по счастью, несколько раз захаживала на скалодром. И демонстрировала, как уверял инструктор, незаурядные способности.
Попробуем удержаться – иного выхода все равно нет.
Она еще раз оглядела двор – пусто. Осторожно спустила с подоконника ноги, нащупала стопой выступ… Ох, страшно!.. Таня, которая занималась парашютным спортом, всегда боялась малых высот. Когда – даже если у тебя за спиной парашют, шансов никаких нет. Как сейчас – до земли метров пятнадцать, и ни кустика, ни травы – один камень…
Пока стоишь на приступке и держишься за подоконник – еще нормально, но стоило перенести правую руку в прореху меж камнями, как ее охватила настоящая паника. Одно неверное движение, мамин вскрик или шаги во дворе – и она полетит вниз…
«Вернуться?» – мелькнула малодушная мысль.
Нет. Она оторвала от подоконника и вторую руку. Преодолеть ей надо всего-то четыре метра до соседнего окна. Будем молить судьбу, чтобы в той комнате никого не оказалось. И чтобы со двора ее никто не заметил.
…Вернулась в темницу через семь минут. Показалось: будто всю жизнь за жалкие мгновения прожила. Руки тряслись, на ногти вообще лучше не смотреть (потому в свое время она отказалась от скалолазания – с маникюром оно не совместимо абсолютно). Седые волоски тоже наверняка появились. Но зато она явилась с добычей. Бухта, состоящая из тридцати, примерно, метров веревки – по-буржуйски надежной, не меньше двухсот килограммов на разрыв. Спасибо, спасибо тебе, неведомый архитектор! За приступок меж этажами, за выступы между камнями. А главное, что не предусмотрел ты в своем творении балкона. Белье местные обитатели сушили на веревке, протянутой меж домом и высоченной кокосовой пальмой.
– Т-теперь вообще ерунда, – чуть заикаясь после пережитого, объявила Татьяна.
И надежным морским узлом приторочила веревку к водопроводной трубе, очень кстати шедшей рядом с подоконником.
– Танечка… – Юлия Николаевна, конечно, поняла ее план, но смотрела со страхом. – Я… я никогда этого не сумею.
– Тогда оставайся, – пожала плечами дочь. – Жди, когда мистер Трэвис тебя расспрашивать начнет. По-серьезному. – И прикрикнула (вышло грубо): – Давай, пошевеливайся!
Мать повиновалась. С лицом страдалицы ступила на подоконник…
И в этот момент дверь в комнату распахнулась.
На пороге стояли Дэн и Майк.
* * *
Давно. Мирослав Красс и Глэдис Хэйл
Впервые Мирослав поцеловал Глэдис месяц спустя после их первой встречи. И был разочарован. Ему удалось подделать Юлино лицо, но не удалось передать пациентке повадки той русской. Юля целовала его осторожными, мимолетными, почти стыдливыми касаниями. Глэдис впивалась требовательными, агрессивными губами.
Когда Красс впоследствии вспоминал совместную с Глэдис, псевдо-Юлей, жизнь, он пришел к выводу, что его разочарование в ее поцелуях стало началом конца в их отношениях. Впрочем, до окончательного разрыва было еще очень далеко. Секс с Глэдис по-прежнему восхищал его. Дни, проведенные совместно, тоже радовали Мирослава. Девушка была умна, красива, целеустремленна, амбициозна. И она любила его. А еще – у нее было много денег.