с моим приятелем решили завалиться к подружкам – они снимали квартиру в старом-старом доме неподалеку. Тогда больших церемоний не требовалось: телефонов ни у кого не было, а потому мы просто купили вина, хлеба, сыра, какой был, и пошли в гости.

Девчонки жили на втором этаже и в их коморку, вела потрясающе романтичная, скрипучая деревянная лестница, словно бы выдранная из какого-то произведения Достоевского. В комнате мы обычно сидели прямо на дощатом крашеном полу, поскольку практически никакой мебели у них не было. Дело было сразу после каникул, то есть – в середине января. На улице мела густая метель, и от этого было как-то особенно тихо. Мы пили вино, курили и болтали о разной ерунде. Сам уж не помню, как возник этот разговор, но, впрочем, он возникает практически всегда. Не важно, конкретно, с чего он начинается – с рассказов об НЛО ли  или же с каких-то свидетельств относительно колдовства – но тема потустороннего неизбежно затрагивается в любой компании, в особенности после принятия небольшого количества алкоголя, и, конечно, если компания действительно душевная. В этот раз беседа зашла о спиритизме. Надо ли говорить, что в скорости был добыт лист ватмана, на котором появился круг с буквами и стрелками.  Девчонки притащили небольшое блюдце и свечу. Они откуда-то знали почти все тонкости этого, довольно хитрого, дела. И вот четыре пальца с разных сторон легли на донышко нагретого свечой перевернутого блюдца, на котором уже была начертана свечной копотью кривоватая стрелка. За окном было совсем темно, свеча, которую установили подле на полу, горела ровно и не коптила. Медиумом была, кажется, Эва – так звали одну из них.

– Вызываем дух…– не помню кого, – желаете ли вы говорить с нами?

Блюдце поползло к отметке «нет». Следующий, потом еще и еще… Но никто говорить с нами не хотел. … Вызываем дух Ахматовой. Анна Андреевна, желаете ли Вы говорить с нами?

– Да.

– Анна Андреевна, скажите, пожалуйста…– дальше череда дурацких вопросов о том, сколько будет детей, замужеств и прочее в том же духе. Затем спросил я:

– Анна Андреевна, скажите, пожалуйста, в какой области мне стоит работать? Блюдце начало метаться от буквы к букве, и в результате записалось что-то вроде:

      И крылья распростерши,

      К небу,

      Лети вперед и ввысь…

      Помню только, что фраза мне показалась не оконченной и какой-то странной.

– Стоит ли мне оставаться в Киеве? – я подумывал уехать в Магадан по окончании моего горного факультета.

– Нет.

Все переглянулись. Было видно, что девчонкам не по себе: настолько связных ответов еще не было…

Вскоре мы попрощались и затем вызвали Ландау. Мой приятель спросил:

– Лев Давыдович, что вы обо мне думаете?

Блюдце снова заплясало по ватману и сложилось слово «дуня». Спустя лет пять, в одной из биографий я обнаружил, что «дуней» Л.Д.Ландау любил называть плохих студентов и аспирантов…

Затем у нас возникла пауза – мы не знали, что спросить и кого вызвать. Разговор перешел в вольное русло, и , кажется Соня – так звали вторую девочку, вспомнила – просто так, к слову, что Гитлер – это псевдоним, а настоящую фамилию никто не помнил… Но и ни у кого вспомнить не получалось. Тогда мы вызвали дух В.Шишкова. Почему-то в то время мы все увлекались «Угрюм-рекой».

После того, как дух был вызван, и согласился говорить, затрещала свеча. Эва утверждала, что это, один из самых верных признаков того, что дух пришел. И снова череда дурацких вопросов… Потом спросили и про настоящую фамилию Гитлера. В ответ:

– Шихтельгрубер… (именно так)

Но мы не вспомнили эту фамилию – мы ее попросту не знали. И опять же лишь спустя некоторое время, я наткнулся на нее в какой-то книге по военной истории… «Да… Всего одна ошибка!» – подумал я тогда.

Так мы увлекались этим колдовством почти месяц… А затем пришли неприятности: они были тяжелые, их было много , и жизнь показалась совершенно беспросветной. Легче всех отделался я – просто завалил сессию. Андрей попал в психдиспансер в состоянии глубокой депрессии и затем взял академический отпуск… Эва куда-то пропала. Говорят, будто она, ни с того ни с сего, собрала вещи, и уехала обратно в свою эстонскую деревню… Про Соню – вторую подружку уже не помню точно… Она тоже вроде бы заболела, но что и как я не могу сказать: она встречалась, в основном, с Андреем. Исчезла она как-то тоже очень резко, ничего никому не сказав, и я ее больше никогда не видел…

На том дело вроде бы и закончилось… Так мне тогда показалось. Но нет.

В 1984 году, я напросился в армию, решив, что лучше получать два года двести пятьдесят, чем три года сто двадцать. Кроме того, мне захотелось просто попробовать: вдруг понравится служба… А там еще и квартиры, говорят, дают (жить нам с женой было попросту негде). И вот поехал я под Чернигов, в далекий поселок посреди бескрайнего леса… Друзей у меня там не было, жена осталась дома – нужно было оканчивать институт, и скоро мое одиночество превратилось в огромную черную планету, на которой никогда не бывает солнца и всегда идет один и тот же серый дождь. И вот, спустя полгода, жизнь стала проясняться. К нам в бригаду прислали еще команду двухгодичников. Среди них было много неплохих ребят, и у меня появился друг Мишка. Он был очень легок в общении, и мы быстро сошлись. Он, оказалось, интересовался эзотерикой и это, несомненно, скрепило наши отношения еще больше: появилась общая тема…  Жил я на самом краю леса в маленьком одноэтажном домике, в котором, из всего, что обычно есть в нормальных домах, было только электричество. Вода, туалет и все такое – на улице. Газ в баллонах привозил старичок на очень ветхой телеге, в которую была запряжена печальная худая кляча. Заготовка дров для печки – тоже, понятно, была моя забота. В общем, тягот и лишений, которые, как известно, нужно стойко преодолевать, было предостаточно. Однако, мой дом все же был особенный. Например, у меня на дереве, рядом с верандой, жил филин, и когда смеркалось, он летал по лесу, и от его хохота временами становилось не по себе. Но, кроме этого, в доме жил кто-то еще. Этот кто-то – тому было немало свидетелей – переставлял предметы, что-то перепрятывал, иногда даже откровенно пакостил.

И  вот, в один из случайных выходных, коих за все два года у меня было